– Охрана? А ты такая опасная? – старик ухмыльнулся настолько хищно, что даже неробкая разведчица поежилась. – Не совсем. Скажем так: мои коллеги тут недалеко. Так вот. Я потерял много времени. И я не хочу терять больше. Ты можешь начать сотрудничать со мной немедленно и в полной мере. Никаких уверток. Никакого притворства. Никаких умолчаний. Само собой, никакой лжи. В этом случае у тебя и твоих спутников более благоприятные перспективы. Или ты можешь продолжить свою игру, но если так… я думаю, ты никогда не простишь мне то, что я с тобой сделаю.
"Ага! Кажется, пошли угрозы".
– Если у вас так мало времени, попробуйте сэкономить его, ответив сначала на пару моих вопросов. Если бы вы сами оказались в плену у неизвестно кого, разве стали бы вы сотрудничать с вашим тюремщиком? И второй вопрос: с чего мне верить вам насчет "благоприятных перспектив"? Я хочу видеть моих спутников и убедиться, что с ними все в порядке.
– Хорошо. Но это будут последние два вопроса, на которые я тебе отвечу. После этого тебе придется решать.
Ответ на первый вопрос. Я – не "неизвестно кто". Я – Эйо Икен, магистр воздуха, света и снов, бывший генерал армии Столицы, специализировался на диверсионных и десантных акциях в тылу противника, включая разведку, захват пленных и уничтожение высокопоставленных лиц у врага. Сейчас я занимаюсь тем же. Сотрудничать со мной тебе стоит хотя бы потому, что я все равно узнаю все, что хочу узнать. Но в этом случае мы оба что-то теряем: я – немного времени, а ты – свою личность и рассудок.
У Вэй Лин засосало под ложечкой.
– Ответ на второй вопрос. Твои спутники будут поставлены перед той же самой дилеммой. Так что совершенно неважно, увидишь ли ты их сейчас в добром здравии. Ведь уже скоро все это может измениться в худшую сторону. Увидишь ли ты их потом, зависит от твоего решения, и от решения каждого из них.
Радиомаяки были вшиты в одежду и пропали вместе с ней. Значит, подмоги можно не ждать. Угрозы Икена насчет методов допроса были похожи на правду: у землян давно в ходу были разные психотропные препараты, действующие как "сыворотка правды". Побочные эффекты от их применения могли быть какими угодно, в том числе и потеря рассудка. Если туземцы смогли сделать медальоны-переводчики, у них вполне может быть какая-нибудь мощная химия или аппаратура для допросов, и вовсе не безвредная. Все секреты она разболтает в любом случае. Если она останется в здравом рассудке, то сможет хоть что-то предпринять. Если же она героически сойдет с ума, никакого толку от нее не будет вообще.
– Я согласна, только есть две просьбы.
– Два вопроса… теперь две просьбы… – это мне начинает надоедать. Что за просьбы?
– Во-первых, вы сказали, что моим спутникам дилемма еще только БУДЕТ предложена. Я не хочу, чтобы они пострадали зря. Я вам расскажу все, что знаю, и быстро, а вы за это их не тронете. Поверьте, они знают примерно столько же, сколько и я.
– А вторая просьба?
– Во-вторых, многое из того, что я вам расскажу, вам может показаться неправдоподобным. Я прошу не делать поспешных выводов.
– Вторую просьбу я исполню легко. Какая бы ни была твоя "неправдоподобная" правда, ложь я почую, не будь я магистр снов.
"Ну точно у старого хрыча где-то припрятан детектор лжи!"
– Что касается первой просьбы… я ее исполню, но частично. Обещаю, что не трону твоих друзей до того, как закончу с тобой. А после… ты пойдешь со мной, сможешь переговорить с ними и постараешься убедить не оказывать… бессмысленного сопротивления. Итак, продолжу с того вопроса, на который ты не захотела отвечать. Где живет твой народ?
– На других планетах.
Вэй Лин ожидала проблем с переводом. Но, судя по тому, как вскинулся старик, ответ он понял.
– Мы знаем только одну планету: нашу. Другие планеты упоминаются иногда в сказках, иногда – в верованиях некоторых народов. Ты сказала правду, и ты не дитя. Значит, это твое искреннее религиозное убеждение?
Чего-то в этом роде стоило ожидать. Туземцы, которые никогда не видели даже своего солнца, вряд ли смогут так легко поверить в инопланетян. Хорошо хоть, что такое понятие есть хотя бы в их сказках. Ничего не остается, как попытаться убедить своего тюремщика.