— Пакет из штаба армии, срочно, комкору Петровскому! — он похлопал ладонью по сумке.
— Так штаб корпуса под Рогачёвым.
— Как мне проехать?
Старшина, как старший, объяснил, и ещё через полчаса Саша въезжал в город.
Слева доносился шум боя. Громыхали пушки, едва прослушивалась пулемётная стрельба. «Километра три», — определил Саша.
Доехав до центра, он нашёл штаб в здании бывшей школы и вручил пакет офицеру.
— Свободен, боец!
— Есть!
Саша вышел на крыльцо и остановился в раздумье. Пакет доставлен, и что делать дальше? Понятно, контрнаступление корпуса, сколь успешное в начале, столь и обречённое. Слишком неравны силы.
На крыльцо вышел коренастый, с пышными усами командир с орденами Красной Звезды и Красного Знамени и медалью на груди. В самом начале войны награды были редкостью. За ним шли другие командиры. Они остановились недалеко от Саши.
— Товарищ комкор, не удержит полк позиции без артиллерии! — доказывал командиру какой-то майор.
А, так это он самый Петровский и есть! И не знал тогда Саша, что жить комкору остаётся месяц. Когда немцы подтянут дивизии из-под Минска и возьмут в окружение его корпус, Петровского назначат командиром двадцать первой армии. При прорыве кольца, в три часа ночи, находясь среди воинов сто пятьдесят четвёртой стрелковой дивизии генерала Фоконова, Петровский получит смертельное ранение у деревни Слепня. И ещё семь километров бойцы его корпуса будут нести его тело, а похороны состоятся в братской могиле в деревне Старая Рудня.
Командиры ушли. По небольшой площади, скорее даже — широкому перекрёстку, сновали военные. Связисты сноровисто тянули телефонный кабель, пулемётчики провезли «максим» на колёсном станке, проехала бричка, заполненная патронными ящиками.
Только Александр стоял никому не нужный. Настоящий изгой. Подготовленный диверсант оказался невостребованным. И никому из начальства сказать о том нельзя. Какая, к чёрту, бригада спецназа? Нет у нас такой.
В корпусах если и слышали, то только о немецком полку «Бранденбург-800». Там служили настоящие диверсанты, отлично знающие русский язык, одетые в форму красноармейцев и вооружённые советским оружием. В первые дни войны немцы сбрасывали их на парашютах в наш тыл, где диверсанты усиленно резали линии связи, убивали командиров и сеяли панику в войсках, крича о прорывах немецких танков.
Так что напакостили они нам изрядно. И заяви сейчас Саша о службе в бригаде, запросто мог попасть под горячую руку. Ну нет в РККА диверсантов, они появятся несколько позже, и то в НКВД — тот же ОМСБОН полковника Старинова. Хотя Старинов, тогда ещё капитан, начинал с боёв в Испании.
Пока Саша раздумывал, на прилегающей улице громыхнул взрыв, следом, уже ближе — второй. Стоять и дожидаться последующих Саша не стал, он бросился бежать по прилегающей улице к окраине. Едва успел пробежать полсотни метров, как почти на том месте, где он стоял, прогремел взрыв, разнеся мотоцикл на куски.
Немцы вели обстрел городка из миномётов — это Саша понял сразу.
Миномётная мина — особенно на излёте — издаёт характерный звук, нечто похожее на вой или свист, потому как летит медленно. Если услышал свист снаряда, то это не твой снаряд. Значит, он уже улетел далеко, и можно не опасаться.
И снова Саше повезло — он невредимым добрался до окраины, где залегли цепью красноармейцы. Наиболее запасливые, у кого сохранились сапёрные лопатки, успели отрыть себе неглубокие окопчики. Какое-никакое, а укрытие.
Едва он упал в воронку от снаряда, как прозвучала команда:
— В атаку!
Красноармейцы дружно поднялись, выставив примкнутые к винтовкам штыки, и побежали в атаку на вражеские позиции. С окраины их поддержали наши миномётчики. Через головы наступающих, взрываясь на немецких позициях, полетели мины. Саша заскрежетал зубами. Не винтовки бы пехоте, а автоматы! Пока на трёхлинейке затвор передёрнешь, немец из своего МП-40 уже полмагазина опустошит. И в траншее с винтовкой неудобно — длинная она, особенно со штыком, не развернёшься.
Вот только у Саши из оружия лишь ТТ. Бойцы рядом бегут, стреляют, а ему чего стрелять? До немцев ещё метров двести, куда сейчас попадёшь из ТТ?
