— Учительница по английскому объявила конкурс на лучший рассказ.
Признаться, я не удивлен. Многие учителя английского мнят себя экспертами краткой прозы и любят лишний раз щегольнуть своей soi-disant[1] литературной проницательностью. — Это работа Доун? Она ее не сдала?
— Сдала. Но утром позвонила учительница и попросила подъехать в час. Хотела показать текст.
— А как Доун отнеслась к твоему визиту в школу?
— Она меня не видела. У мисс Люселло был перерыв, и мы встречались в учительской.
— Это непорядочно, не находишь?
— Нет, не нахожу. Мисс Люселло считает, что Доун лучше не знать, какое жуткое впечатление произвел на нее ее рассказ.
— Какое жуткое впечатление? Хелен, побойся бога, Доун всего четырнадцать.
Дрожащими руками она протягивает мне рукопись.
— Я специально попросила отдать ее мне, чтобы ты тоже мог прочесть.
Текст отпечатан на машинке. Скорее всего, той самой, что мы купили для нашей ненаглядной дочурки. Бросаю взгляд на заголовок:
Доун Фэйрфилд
Мистер и миссис Неандертальцы
Мне приятно видеть ее имя рядом с моей фамилией. У детей Марса нет собственных фамилий, а если и есть, то они не торопятся их раскрывать.
— Хорошее название. Сразу привлекает внимание.
— Пожалуйста, прочти, Герб.
— Читаю.
Жила-была девочка по имени Сью. Однажды она угодила во временной разлом. Забавная, надо сказать, штука. Думаешь, что переносишься вперед, а тебя отбрасывает назад. Так и случилось со Сью. Она надеялась очутиться в светлом будущем, а попала в дремучее прошлое. Она глазам не поверила, когда оказалась среди неандертальцев.
Племя преклонялось перед ее красотой, и девочку стали учить неандертальским повадкам. Все матери и отцы мечтали ее удочерить, но, естественно, победа досталась вождю, и Сью перебралась в пещеру к новым родителям. Своих детей они не родили, поэтому были счастливы обрести дочь.
Поначалу Сью возненавидела новую семью, но вскоре осознала: они не желают ей зла, даже любят в своей первобытной манере и хотят уподобить ее себе. Поэтому она решила подыграть. Впрочем, особенно выбирать не приходилось, ибо язык неандертальцев слишком примитивен для выражения цивилизованных мыслей.
Как выяснилось, Сью — далеко не единственный прогрессивный ребенок, попавший в разлом. Многие ее современники тоже загремели в прошлое, где незамедлительно подверглись промывке мозгов. Кого-то, как и Сью, успели усыновить. Наконец она обрела равных по разуму собеседников и больше не чувствовала себя такой одинокой.
Разговаривать с детьми неандертальцев было сущей пыткой. Сплошные зануды, в придачу сексуально озабоченные! Но Сью со сверстниками полностью превратились в неандертальцев — по крайней мере, внешне. Они научились есть руками, пожирать сырое мясо. Единственное, всем им — и в особенности Сью — тяжело давалась традиция вкушать мозги умершего соплеменника.
Со временем прогрессивные подростки начали встречаться — к неудовольствию родителей-дикарей. У Сью завязались отношения с парнем по имени Бад. Оставшись наедине, они обсуждали будущее — конечно, им хватало ума не предаваться ностальгии и тосковать о прошлом, еще чего! — нет, будущее стало для них критерием, которым они мерили нынешний век. Скрытая за первобытным фасадом ненависть росла, а критерий только добавлял масла в огонь. Они ненавидели всех и вся, но поистине жгучую ненависть им внушали пещеры. В пещерах словно воплотилось все убожество дремучего строя, но по-настоящему омерзительными их делало самодовольство дикарей. Каждый мнил свою пещеру лучшей, а вождь и вовсе считал свою дворцом.
Настал день, и Сью с Бадом поняли, что сойдут с ума, если не выплеснут накопившийся гнев. А поскольку первым пунктом в списке ненависти стояли пещеры, они решили взорвать их одну за другой.
— Но где же мы возьмем порох? — поинтересовалась Сью.
— Не проблема, сделаем.
— Взрывать будем вместе с неандертальцами? — засмеялась Сью.
— Разумеется. В идеале по ночам, когда все спят.
— А разве их не нужно предупредить?
— Предупредим. По намеку на каждую семью. Эти тупоголовые кретины все равно не поверят, но зато наша совесть будет чиста.