— Тогда ей больше нельзя оставаться в квартире, она там как в тюрьме. Надо подыскать вам новое жилье.
Дэвид обрадованно закивал. Приятно, когда есть человек, готовый разделить с тобой непосильную ношу.
— Пока не начался пляжный сезон, перекантуемся в пляжном домике. Там ей будет просторно. А я пока подыщу что-нибудь посолиднее. В крайнем случае, куплю ферму и огорожу территорию забором. Уединенный уголок с большим домом. Таких в горах за Бэйвиллем хоть пруд пруди. — Дэвид резко поднялся. — Завтра смотаюсь на курорт и все организую. А ты пока собирай вещи. Через пару дней я куплю фургон и займемся переездом.
Барбара посмотрела на него через всю комнату.
— Кофе я варю паршивый, но перед твоим уходом предлагаю выпить по чашечке.
— После дождичка в четверг. — (Почему у него вырвалась именно эта фраза?). — Хелен ждет.
— Ты до сих пор от нее без ума, верно?
— Да.
— Даже если она вымахает под три метра, ты не перестанешь ее любить… Я права?
Дэвид смутился.
— Полагаю, да.
Холодные серые глаза смотрели на него в упор.
— Однажды под вечер Давид, встав с постели, прогуливался на кровле царского дома и увидел с кровли купающуюся женщину; а та женщина была очень красива[3].Я И узрел Давид Вирсавию и влюбился в нее, не подозревая, что стал жертвой своего психологического состояния и стечения обстоятельств, при которых ему суждено было полюбить первую встречную, кем бы она ни была. — Это ты к чему? — нахмурился Дэвид.
— Вирсавия просто очутилась в нужном месте в нужное время. Сейчас принесу плащ.
Дэвид последовал за ней в коридор. Дождь барабанил по крыше, утробно журчал в водосточных трубах. Барбара сняла с вешалки плащ и протянула Дэвиду. На мгновение их руки встретились. Прикосновение длилось долю секунды, но внезапно Дэвида осенило. Стала понятна и откровенная враждебность Барбары, и то, как все могло — и еще может! — обернуться. Параллельно он осознал, что не только не решил свою проблему, но и усугубил ее.
Барбара распахнула дверь.
— Спокойной ночи, — пробормотал он, не глядя на нее, и растворился в пелене дождя.
Сапожник посмеялся ему в лицо. Дэвиду чудилось, будто он уже много часов бродит по зимним улицам. Вряд ли, конечно, ведь ощущение времени — штука субъективная.
Броди он часами, давно бы наступил вечер, а сумерки еще только начали сгущаться. Тем не менее, все ярче разгорались огни — свет уличных фонарей и автомобильных фар, всполохи разноцветных гирлянд на соснах, елях и декоративных туях. Барбаре нравились яркие переливы, возможно, из-за этого все и пошло наперекосяк. Лицемерно клясться в любви одной, и ползать в ногах у другой. Мишура мерцает обоюдоострым мечом, коммерсанты разбойниками с большой дороги засели в домах. Доллар наш насущный дай нам на сей день, ибо мы есть Царствие коммерции. Сегодня чествовали Варавву, а не канун Рождества.
Дэвид пополнил железный котелок изможденного Санты, позвякивавшего колокольчиком, и свернул на соседнюю улицу. Огни становились все ослепительнее — алые, зеленые, желтые всполохи гирлянд, пронзительный блеск фар, флуоресцентное сияние витрин. Город-сад не ведал Гефсимании, но познал Процветание. Повсюду сновали толпы запоздалых покупателей. Певцы рождественских гимнов возносили праведные голоса к звездам, но те оставались глухи и безмолвны. Праздничная эйфория достигла своего апогея. Завтра будут родственники, индейка, нудный полдень. Сумерки, сон… суровое пробуждение. Даже Варавва мог догадаться, что золото во всем его блеске не спасает от мучительных рассветов.
С неба повалили огромные мягкие снежинки. Нет, не умрет поэзия земная[4]… чего не скажешь о поэзии чего не скажешь о поэзии новых туфель! Впереди возник обувной магазин, однако Дэвид не ускорил шаг. Он искал производителя обуви, а не продавца. С недавних пор слово «сапожник» в корне поменяло свое значение. Сегодня под ним подразумевался тот, кто чинит обувь, а не мастерит ее. Теперь обувь изготавливали машины, а неведомые люди на неведомых фабриках координировали процесс. Но где найти подлинного мастера, способного смастерить пару туфель?
— Да вы никак спятили, мистер. Починкой я занимаюсь, верно. Но шить на заказ? Такого гигантского размера? Помилуйте!
