— Нет, просто приехал сегодня утром. Совсем недавно на меня свалилось солидное наследство, в частности — пляжный домик. Хотел насладиться им прежде, чем настанет мертвый сезон.
— Поздно спохватились. Похороны уже завтра.
— Не мой случай. Я давно вычеркнул из календаря День Труда. Знаете, у меня слабость к сентябрьским пляжам, но возможность реализовать эту слабость появилась только сейчас. Наверное, задержусь здесь до октября, буду коротать дни в компании серебристых чаек и прошлых воспоминаний.
Хелен любовалась мерцающей поверхностью вод.
— Обязательно вспомню о вас, когда вернусь на каторгу к диктофону и печатной машинке.
В очертаниях ее шеи и подбородка проступало что-то детское, как у маленькой девочки.
— Вам хотя бы есть девятнадцать? — полюбопытствовал Дэвид.
— Мне двадцать один, курсы секретарей давно позади. Вообще-то я хотела профессионально заниматься спортом и переплыть Ла-Манш, но моя мудрая не по годам сестра Барбара посоветовала поискать работу посолиднее.
— Вы с ней совершенно разные, — заметил Дэвид и тут же сменил тему: — Расскажите о своем увлечении плаванием.
— В 1966 году я участвовала в марафонском заплыве на длинную дистанцию, выступала от Союза спортсменов-любителей. Ну как, способствует это драгоценному моменту?
— Вы даже не представляете, до какой степени. А заодно развивает комплекс неполноценности. Должен признаться, я не проплыву и мили.
— Если все делать грамотно, проплывете. Плавание — более естественный способ передвижения, чем ходьба.
Хелен снова надела шапочку — на сей раз основательно — и встала.
— Боюсь, три минуты истекли. Мне действительно пора.
Дэвид стремительно поднялся.
— Я с вами.
Они синхронно нырнули и, поблескивая мокрыми плечами, поплыли к берегу; она — ленивыми взмахами, он — пыхтя и отдуваясь.
Выбравшись на сушу, Дэвид наблюдал, как по золотистому от загара телу спутницы сбегают струйки воды.
— Надеюсь, ваша сокровищница пополнилась эксклюзивным экспонатом. А теперь, простите, мне надо бежать.
— Стойте! Я бы не прослыл скрягой, если бы, заполучив один драгоценный момент, не начинал бы сразу грезить о следующем. — А потом еще и еще, и так до бесконечности?
— Да, порочный круг, — согласился Дэвид. — Но против природы не попрешь, вдобавок, время поджимает, а…
— Вечером мы с Барбарой собирались в павильон. Можете угостить меня кружечкой пива… но только кружечкой. — Хелен взбежала по ступенькам на пологий откос, увенчанный летними коттеджами, и на ходу бросила:
— До скорого.
— До скорого, — вторил Дэвид.
Полуденное солнце ласково грело спину, мелодия девичьего голоса пульсировала в висках. Наконец-то он встретил свою единственную! Единственную, единственную — не умолкала мелодия. Едва касаясь ногами земли, Дэвид поспешил к пляжному домику. «Она само совершенство, — звенела мелодия. — Равных ей нет. На всем белом свете». На ее фоне упавшее с неба наследство мало чем отличалось от гнилой падалицы. Она — единственное золотое яблочко, уцелевшее на ветвях, скоро Дэвид вкусит его наливную сладость и навсегда утолит голод одиноких лет.
Дядюшкин пляжный домик — Дэвид еще не привык к свалившемуся на него богатству и по-прежнему именовал домик «дядюшкиным» — был одной из трех резиденций, где старик коротал остаток своих дней. К двум другим относился особняк в уединенной части побережья Коннектикута и бунгало на острове Бижу-де-мер в Коралловом море. Помимо бунгало, дядюшка владел всем островом, где предавался двум из своих немногочисленных, в силу занятости, хобби — выращиванию риса и производству копры.
Пляжный домик только звался таковым, в действительности за непритязательным словосочетанием скрывался роскошный дворец, на фоне которого стандартные курортные постройки выглядели почти трущобами. Зеленая лужайка, засаженная вязами и плакучими ивами, лениво простиралась до низкого волнореза. Композиция из травы и деревьев повторялась с восточной и западной стороны, только с юга ее разбавляла угольно-черная подъездная аллея, тянувшаяся от курортной дороги к трехместному гаражу.
Построенный в колониальном стиле дом начитывал три этажа. На первом располагалась внушительная гостиная с высокими потолками, справа и слева к ней примыкали элегантная столовая и необъятных размеров кухня. Второй этаж занимали просторный кабинет, бар в старинном стиле, богатая библиотека, бильярдная на три стола, огромная ванная комната и хозяйская спальня. На третьем этаже — гостевые комнаты со всеми удобствами. Рядом с кухней находилась комната для прислуги, куда вела отдельная дверь. Именно эту дверь и облюбовал себе Дэвид. Воспитанный представителями среднего класса, он по-прежнему трепетал перед большими деньгами и потому чувствовал себя скорее взломщиком, нежели законным владельцем такого богатства.
