— А они поедут? — спросила она лениво, будто оперативные группы вызывала ежедневно.
— Поедут. Только придумайте причину для ухода.
— Пойду маме позвоню, — громко объявила Вика, вставая.
Инспектор облегчённо вернулся к скучающей Кате. Он сразу успокоился — теперь оставалось ждать. От этого внезапного спокойствия и от выпитого коньяка на него напал дикий жор, поэтому он подтянул к себе доску с рыбными бутербродами. Петельников взял два, сложил их вместе, рыбу на рыбу, и хотел было начать, чревоугодие.
Но на пороге появилась Вика и сделала ему знак выйти. Он отложил двойной- бутерброд…
— Мне нужно вам кое-что сказать, — почти прошептала Вика, показывая на кухню.
Он пошёл по коридорчику… Он уже миновал туалет…
Сильный удар в затылок остановил его. Инспектор хотел повернуться с мгновенным выпадом правой руки… Но второй удар — чем-то тупым и вроде бы не очень твёрдым — пришёлся ниже затылка, по шее. Инспектор выстоял, но ему вдруг расхотелось поворачиваться. После третьего удара он упал на колени…
Сознание Петельников не терял — оно лишь затуманилось небывалой ленью и едкой болью. Его куда-то волокли, куда-то положили… С ним что-то делали…
Путь ко второму парню лежал мимо райотдела милиции. Беспокойство леденцовской души передалось ногам, и они сами, никого не спрашивая, выскочили из автобуса и понеслись к дежурному — узнать, не поступило ли каких вестей и не было ли вызова в квартиру Дарьи Крикливец… Но дежурный ничего не знал.
Поникший Леденцов вышел из здания милиции, но мысли его бились неугомонно. Отбросив нематериалистические вздохи о душе, он старался укрепиться логикой. Ведь ходил Петельников и в не такие гнёзда, бывал и не в таких «малинах», и сиживал в глухих засадах, и брал рецидивистов… Почему же теперь Леденцов волнуется за него? Потому что капитан пошёл неизвестно куда: не в «малину», не в засаду, не рецидивиста брать… А может, леденцовское беспокойство подогревается незабытым ударом по голове?
Инспектор соскочил со ступенек райотдела и хотел было припустить к недалёкому автобусу, но дорогу перегородил юный богатырь — раза в два шире и выше Леденцова.
— Как мне найти… из уголовного розыска?..
— Фамилия?
— Забыл. Высокий, в замше…
— Черноволосый, плотный, спортивного вида?
— Да, настоящий.
— Петельников.
— Ага, он.
Маленькие глазки богатыря, глубоко запрятанные в массивные кости черепа, блеснули светом.
— А как тебя звать? — полюбопытствовал инспектор.
— Миша Ефременко.
— Ну? Так я к тебе иду!
— А я сам пришёл, — улыбнулся Миша Ефременко добродушной улыбкой, которая так идёт богатырям.
— Отойдём-ка, — велел Леденцов.
Они сели на скамейку, прижатую к зелёному валу кустарника, который от тёплого июня и белёсых ночей так рос, что, видимо, хотел перекатиться через панель и захлестнуть проспект.
— Зачем тебе Петельников?
Ефременко ёрзнул, отчего металлическая скамейка напружинилась, словно была из прутьев.
— Он велел мне подумать.
— Подумал?
— Пришёл же…
— Выкладывай.
— Только ему, Петельникову.
— Его нет.
— Тогда не скажу.
— Я тоже инспектор уголовного розыска.
Миша Ефременко повернулся и откровенно стал разглядывать Леденцова, на котором пиджак висел свободно, словно его тело было собрано из реечек.
— Вы в каком весе?
— Миша, капитан Петельников говорил, что после школы ты хочешь поступить в милицию?
— Хочу.
— А не на мясокомбинат?
— При чём мясо… комбинат?
— Это там бычков взвешивают. А в уголовный розыск принимают не по живому весу, а по интеллекту и по нравственному облику.
Ефременко опять попробовал расплющить железную скамейку. Маленькие глубокие глазки смотрели смятенно. Румянец, сперва лежавший на коже скоплением алых пятнышек, захлестнул щёки, отчего они стали широченными, как бутыль с морсом.
— Только Петельникову скажу, — упёрся он уже в обиде.
— Ты сечёшь в нашей работе? — доверительно спросил инспектор.
— Секу, — не моргнув глазом признался Миша.
— Капитан Петельников на задании, — оглянувшись на дежурную часть, тихо оповестил Леденцов.
Миша Ефременко задумался на минутку, в которую скамейка от его ёрзанья вроде бы чуть передвинулась. Вздохнув, он простодушно признался:
