В эти дни Рузвельт много говорил о незыблемых человеческих ценностях. В Арджентии им с Черчиллем предстояло обозначить цели войны - и все они касались самых высоких принципов. Случайно ли это? Разумеется, мир нуждался в более светлых перспективах, чем тирания Гитлера. Складывающаяся ситуация требовала решить конкретные проблемы союза между такими разными странами, как США, Великобритания и СССР, следовало обозначить историческую перспективу их союза, их послевоенные планы. Но как раз этого Рузвельт хотел избежать. Неясность в данном вопросе устраивала его более, чем четкое проведение разграничительных линий. Именно в июле 1941 года Рузвельт настаивает на том, чтобы Черчилль "не давал обязательств относительно послевоенных мирных решений в отношении территорий, населения и экономики". Улетающему в Лондон 11 июля 1941 года Гопкинсу было дано указание исключить из повестки дня будущей встречи президента с Черчиллем вопросы послевоенного экономического и территориального устройства.
Так обозначилась линия американской дипломатии, которой президент Рузвельт держался все насыщенные событиями военные годы: не обсуждать проблем грядущего с союзниками, не связывать себе руки обязательствами, полагаться на то, что гигантская мощь США автоматически станет основой послевоенного мирового порядка, а всякие предварительные договоренности способны лишь помешать.
Именно с этой идеей - будучи готовым обсуждать проблемы сегодняшнего дня, но отказываясь связывать себя обязательствами на послевоенное будущее - Рузвельт выехал на первую встречу с премьер-министром Черчиллем к берегам Ньюфаундленда. Названная Атлантической конференцией, она началась 9 августа 1941 года.
Нет сомнений в том, что Рузвельта волновала встреча с Черчиллем. Слава последнего как журналиста, политика и военного деятеля распространялась по всему миру с начала века, и ныне, будучи уже пятнадцать месяцев премьер-министром Англии, он мог затмить собой любого политика. Для такого эгоцентрика, как Рузвельт, это было бы суровым испытанием.
Как полагает американский историк Дж. Берне, у Черчилля, наследника великой дипломатической традиции, искусного в "черной магии" дипломатии, наблюдалось "фатальное непонимание значения огромных сил, порожденных революциями в России, Китае и других местах. В сравнении с Рузвельтом, его поле зрения было далеким, но узким; он видел взаимосвязь военной стратегии и послевоенного баланса сил в Европе, но он не мог представить себе подъем народных масс Азии и Африки. Как и Рузвельт, он был импровизатором в подходе к великой стратегии, но ему не хватало всеобъемлющих принципов, которые давали бы ему общее направление и фокус в отношении рутинных ежедневных решений Рузвельта. Черчилль действовал так, как он сам однажды восхищенно написал о Ллойд Джордже: "Он обозревал проблемы каждое утро глазами, не затемненными предвзятыми мнениями, прошлыми оценками, прежними разочарованиями и поражениями", и в присущем военному времени калейдоскопе меняющихся ценностей и потрясающих событий его стратегия проистекала скорее из интуиции и проницательности, чем от долговременных, заранее установленных целей".
Британский премьер-министр представлял трудности президента и постарался избежать отчуждения на эмоциональной основе. Наблюдая за Черчиллем, Г. Гопкинс заметил: "Можно было подумать, что его возносят к небесам для встречи с богом". Премьер взобрался на борт президентского крейсера "Огаста", он был готов еще и не то преодолеть, чтобы быть представленным президенту. Нетрудно предположить мотивы Черчилля: сейчас решалась судьба Британской империи, Англии как мировой державы, и Черчилль был способен на очень многое, чтобы получить помощь.
Окружение Рузвельта на конференции "Арджентия" составляли Г. Гопкинс, заместитель государственного секретаря С. Уэллес и будущий посол США в Москве А. Гарриман. Отсутствие государственного секретаря безошибочно говорило о том, что Рузвельт лично осуществляет свою дипломатическую стратегию, не перепоручая важнейших решений другим.
Именно Рузвельт определил повестку дня переговоров - и он сузил ее практически до одного пункта: выработка общих целей борьбы со странами "оси". Примечательно, что Рузвельт хотел даже выпустить специальное сообщение, что планы на будущее не обсуждались на встрече. Пока президент собирался лишь выработать общие принципы, касающиеся "судьбы цивилизации". Никаких секретных договоров и соглашений. Изложение же принципов было необходимо для мобилизации общественного мнения в США, для создания пафоса борьбы, для формирования такого консенсуса в американском обществе, который мог обеспечить проведение далеко идущей внешней политики. Рузвельт знал, что С. Уэллес с формализмом, присущим его ведомству, уже заготовил проект совместного заявления, но этот проект вряд ли пришелся бы по вкусу английскому премьер-министру. В нем речь шла о борьбе с колониализмом и с дискриминацией в торговле - прямой выпад против торговых барьеров Британского содружества наций. Рузвельт предпочел подождать проекта Черчилля.
