Дикая одиссея. 6 000 км по Сибири, Китаю и Монголии с моими собаками - страница 16

— Квест! Эй! Мне хотелось бы, чтобы ты целый день бежала, глядя перед собой, а ты то и дело норовишь отклониться от потяга в сторону и понюхать какие-то запахи в десяти метрах от него. Ты тем самым досаждаешь своим товарищам!

Квест со смущенным видом возвращается на тропу, с которой отбежала в сторону, чтобы понюхать следы зайца. Она, конечно же, не поняла ни единого слова из того, что я сказал, однако мои интонации — а особенно та интонация, с которой я произнес слово «Квест!» (прозвучавшее как «Нет!»), — не оставили у нее ни малейших сомнений относительно того, что я хотел сказать. Я смеюсь. Нужно видеть, как она пристыженно пытается заставить меня забыть о своем «разгильдяйстве», налегая на ремни вдвое сильнее, чем необходимо, глядя строго перед собой и уже не отклоняясь от тропинки ни на шаг. Я знаю, что продлится это недолго. Минут через пять ее природная сущность возьмет свое, однако я, подобно учителю, воспитывающему своих учеников, должен поддерживать определенный уровень дисциплины и время от времени давать понять, что командую здесь я. И если я, откровенно говоря, порой веду себя как ребенок по отношению к своим собакам, то пытаюсь маскировать это тем, что иногда призываю их к порядку.

Хэппи и Кали (две самые молодые собаки во всей упряжке, являющиеся детьми Квест) вызывают у меня удивление. Они размещены в паре, и невозможно не заметить, как они, неизменно глядя прямо перед собой, стараются изо всех сил.

— Хорошо, Хэппи! Хорошо, мой Кали!

Братья приподнимают морды, показывая тем самым, что услышали и оценили мою похвалу. Остальные собаки тут же, словно невзначай, поворачивают головы, чтобы напомнить мне о своем существовании. Это их немного холуйское поведение наводит меня на размышления о политике (к сожалению, путешествуя по заснеженной глуши, очень часто сбиваешься на посторонние мысли), в частности о политических сборищах, на которых каждый пытается привлечь к себе внимание шефа, восторгается сделанными им заявлениями и всячески старается добиться хоть немного признания по отношению к своей особе.

— Да-а, хорошо, мои собачки!

Я перечисляю одну за другой их клички, однако не повторяю похвалу, потому что они, в принципе, не сделали ничего особенного. Комплименты, как и упреки, ценны только в том случае, если их используют редко и, самое главное, уместно.

Увлекшись наблюдением за собаками и высматриванием возможных следов тигра на снегу, я не оценил должным образом крутизну склона, по которому уже начал спускаться. На этом склоне имеется длинное углубление, чем-то похожее на бобслейную трассу, и именно по этому углублению — опасному тем, что его поверхность полностью покрыта льдом, — мы сейчас и движемся. Собаки, увлекаемые скоростью движения саней, становятся неуправляемыми и бегут все быстрее и быстрее. Я наваливаюсь всем своим весом и использую всю свою силу для того, чтобы заставить тормоз впиться в грунт, однако при температуре сорок градусов ниже нуля лед стал твердым, как бетон, и от моих усилий очень мало толку.

Я начинаю бояться за собак, да и за самого себя. Вскоре случается неизбежное: двигаясь на огромной скорости, я больше не могу управлять санями. Их заносит на замерзшем грунте, и, натолкнувшись на ледяной выступ, они переворачиваются. Я тяжело падаю, но не выпускаю рулевую дугу, пытаясь, по крайней мере, не допустить того, чтобы сани, продолжая двигаться вперед, наехали на собак. Я знаю, с каким доверием собаки ко мне относятся, и на мне лежит забота об их безопасности. Мне не следует направлять их на тропинки, на которых появляется риск утратить управление санями. Я бы очень сильно на себя разозлился, если бы эта конструкция весом в сотню килограммов наехала сзади на моих четвероногих друзей. Они стеснены упряжью в своих перемещениях, и им не так-то просто уклониться от стремительно надвигающихся саней. Поэтому я упорно пытаюсь сдерживать сани, но при этом неровности обледеневшего грунта считают, так сказать, мои ребра. Якорь, болтаясь на конце веревки, шлепается в нескольких сантиметрах от моей головы, угрожая ее пробить. Я высвобождаю одну руку (другой я по-прежнему цепко держусь за рулевую дугу) и блокирую якорь между санями и обледенелой поверхностью земли. К скрежету тормоза, вонзающегося в лед, добавляется длинный вопль, который я издаю, приказывая собакам остановиться: