Свое благополучие можно приумножить, получив в дар от вождя драгоценный подарок (меч, гривну, кольцо, плащ), ибо в этих предметах материализуется “везенье” “богатого удачей” вождя. В скандинавской древности существовало поверье, что в период правления такого “счастливого” конунга в стране родится хороший урожай, тогда как “несчастливый” конунг является источником и виновником недорода и голода. Одному претенденту на норвежский престол дали кличку […] “неудачливый”, так как он не сумел одолеть своего противника-ярла, но, по-видимому, эта неудача явилась результатом отсутствия у него “счастья”, между тем как могущественный ярл в избытке им обладал.
Но “удача”, которая выявляется в поведении и поступках человека, не представляет собой некоего фатума или пассивно полученного дара: она нуждается в том, чтобы индивид постоянно подкреплял ее своими делами. От степени и характера его “везенья” зависит исход его поступков, однако только при предельном напряжении всех его моральных и физических сил он может добиться обнаружения своей удачи. Есть люди удачливые и неудачливые. Греттира, героя одноименной саги, несмотря на его мужество и силу, преследовала “неудача”. Но в любом случае нет и намека на пассивное восприятие судьбы, на покорность ей или смирение перед высшей силой. Напротив, знание или предчувствие собственной судьбы побуждает индивида с наивысшей энергией и честью выполнить положенное, не пытаться уклониться от нее, но мужественно ее принять. Не слепой детерминизм или рок стоит в центре жизнедеятельности и поступков героя саги или эддической песни, а максимально активное отношение к своей участи, решимость достойно встретить предначертанное его судьбой.
В представлениях скандинавов о судьбе, удаче или неудаче выражается их отношение к человеческой личности. Человек принадлежит к роду, семье, к органическому коллективу и, безусловно, подчинен тем моральным нормам, которые приняты в обществе. Но при этом он отнюдь не растворяется в группе, и его социальная роль ни в коей мере не сводится к безличному осуществлению ее воли. Выполняя нравственные императивы своей социальной группы, индивид самостоятельно изыскивает способы их реализации. Групповой этос не служит препятствием для личной инициативы. В “Речах Высокого” (Hávamбl), поэтическом собрании афоризмов житейской мудрости из цикла “Старшей Эдды”, рисуется индивид, который в одиночку ориентируется в жизни, полагаясь преимущественно на собственные силы и сметку. В сагах не раз упоминаются люди, похваляющиеся тем, что не нуждаются в поддержке Тора или Одина и полагаются исключительно на собственные силы (б mбtt sinn ok megin), они “верят только в самих себя”. Отдельные исследователи считают эти сообщения плодом “романтизации героя-викинга” авторами саги, другие утверждают, что подобные “атеисты” — “безбожные люди” (godless men) представляли собой социально изолированных одиночек, появившихся в обстановке распада традиционного общества. Однако их нежелание приносить жертвы тому или иному асу вовсе не означало атеизма. Не правильнее ли видеть в них носителей индивидуального начала, неотъемлемого от самой сути древнескандинавской этики? Боги в их восприятии — могущественные существа, с которыми индивид вступает в соглашение о взаимной верности и поддержке и подобные отношения могут быть разорваны (как поступил, например, Víga-Glъmr, герой одноименной саги). Но существует сила более могущественная и неотвратимая, нежели власть асов, — судьба.
4. Ссылки на судьбу постоянно встречаются как в сагах, так и в эддической и скальдической поэзии. Но нелегко понять, в какой мере за этими упоминаниями скрывается твердая вера в силу судьбы, а в какой они представляют собой не более чем стертый от частого употребления словесный оборот. В этом смысле небезынтересно сопоставить две героические песни “Старшей Эдды”, трактующие один и тот же сюжет, — гибель Гьюкунгов во владениях гуннского владыки Атли. Первую из них, “Песнь об Атли”, исследователи относят к числу ранних (IX–Х в.?), вторую, “Речи Атли”, — к XI–XII вв.; “Песнь об Атли”, по мнению ученых, возникла в кругах викингов, тогда как “Речи Атли” — в более “приземленной” крестьянской среде.
