Конверт! Врач так странно смотрел на неё, когда она подавала ему конверт…
Вот тут всё сразу и навалилось. С ядовитым добросердечием, а в голосе такое ужасающее участие, просто злокачественное…
Она тут же встала, как только он открыл конверт.
— Сядь, — сказал он. Приглашая. Приказывая. Улыбаясь.
Времени у него было теперь достаточно. Врач, у которого достаточно времени! Это — плохой знак.
Где она видела эту улыбку раньше? Улыбку, смешанную с профессиональной решительностью и с этим самым — мы справимся! Я возьму это дело…
Он зачитал краткое заключение рентгенолога. Затем сам бросил беглый взгляд на снимки. Для порядка. Наконец, перед тем как сесть за письменный стол, на котором лежал отвратительный конверт, он посмотрел на часы (зачем?).
— Ты не совсем здорова, нет. Ты — больна. Ты действительно больна…
Эти слова она запомнила хорошенько. Они были высечены в камне. Но больше она из этой беседы ничего не запомнила. Остальное же, одна-единственная душераздирающая сцена, единственное, во что она теперь верила, — это само решение, приговор, диагноз.
Вероятно — я полагаю, мы должны быть совершенно откровенны друг с другом и т. д., — вероятно, у неё был далеко зашедший прогрессирующий рак с метастазами в лимфатическую систему. Тем хуже, тем хуже… Поэтому у неё и увеличились эти самые лимфатические узлы. А снимки, снимки показывали активность лимфатической системы и внутри тоже… Прошло столько времени! Трудно обнаружить подобные вещи вовремя и т. д. … Но — ничего невозможного в наши дни нет. Никогда не бывает слишком поздно начать лечение… только бы боги поддержали больную. В первую очередь её было бы лучше всего поместить в Радиологическую клинику в Осло, чтобы снова пройти обследование. Как можно скорее, ну, скажем, после Пасхи… Потому что в наши дни, когда всё происходит так быстро, только это был бы лучший выход. Разумеется, в Америке есть врач, творящий чудеса как раз в таких случаях, как у неё. Новая терапия, курс лечения… Только не падать духом, ей это необходимо. У него самого есть сестра… и она абсолютно выздоровела…
И ВОТ ЕННИ шла в клинику с направлением в кармане плаща. Она спешила на железнодорожную станцию — успеть на послеполуденный экспресс в Осло. Уже в среду в восемь часов утра ей надо обратиться в приёмный покой Радиологической клиники.
Радий. Опять это слово. Оно пронизало её до мозга костей.
Енни была уверена, что видит Берген[27] в последний раз. Поэтому она и вышла из автобуса в Брюггене[28]. Она бросила последний взгляд на башню. Затем поднялась на площадь Торгальменнинген. Сейчас она стояла перед рестораном «У Хольберга»[29] и читала меню в стеклянной витрине. Времени у нее было достаточно, поезд отходил без четверти четыре.
Сельдь, антрекот, шницель с сыром…
Енни не понимала, как некоторые люди в этом мире могут хотеть есть…
В стекле перед меню она видит женское лицо.
«Это я, — думает она. — Это Енни Хатлестад…»
КАЗАЛОСЬ, ЖИЗНЬ ЕННИ прошла, как дым. Но последние дни стали вечностью. Она успела пережить столько разных реакций на тот серьёзный диагноз, на своё новое состояние.
Ярость. Депрессия. Протест. Мятеж. Горечь. Траур…
Она цеплялась за любую поддержку, какую только могли дать ей семья и друзья, да и все ближние: какой маленькой и глупой она была!
Теперь уже всё исчерпано. Теперь она ощущала лишь пустоту и усталость.
Кто она теперь? Всё, что у неё осталось, всё, что взяла с собой в эту поездку в Осло, — это несколько несвязных картин детства, юности в Саннвикене[30], несколько случайных воспоминаний из студенческих лет в Тронхейме[31].
Потом она вышла замуж. Потом — дети у них не появились. Потом они разошлись.
О, Юнни! Дорогой Юнни… Может, ты всё ещё бродишь по Тронхейму, тоскуешь обо мне.
Енни и Юнни. Просто идиллия. Слишком мирно для неё. Слишком безукоризненно. Потом она освободилась. Она — молодой инженер-химик, крепко стоящий на собственных ногах…
НЕПОСТИЖИМО, что всё это случилось на Пасхальных каникулах. Не прошло и двух недель с тех пор, как Енни назначили время на приём к врачу, скорее всего рутинного контроля ради, прежде чем ей поехать в горы Мьёльфелль
