– И не надо, – Лия весело засмеялась. – Я пошутила. Он же страж. Ему доступно всё. Он полетит отдельно, в космосе. Пусть порадуется свободе! Когда ещё выпадет такая возможность?
Это разрядило обстановку. Все засуетились. Даже Стив, приходя в себя, встал на ещё не твёрдые трясущиеся ноги. Никто больше не проронил ни слова. Говорили мало, сдержанно и только по делу. Ангел поняла: её предложение приняли. Люди стали приводить себя в порядок.
– Так что? Мы летим или не летим? – по обыкновению ничего не понимая, спросил Матиста, глядя на Мэган.
Та ему улыбнулась и, в свою очередь, посмотрела на Ангела.
– Собирайся уже, воин, – с улыбкой ответила за неё Ангел и снова задумчиво уставилась на живот Лии.
Ливадия.
Планета-город, или город величиной с планету – это кому как угодно.
А над городом – огромный диск, закрывающий почти весь небосклон. Он светится в небесах тусклым светом. Диск – планета-гигант, приютившая этот город, во сто крат превышающая, её по размерам. А вокруг от начала миров всё кружит и кружит Ливадия, мчится сквозь звёзды в космической пустоте к своей неизвестной желаемой цели.
Город-планета, расположенный на задворках миров. Город грёз и грехов. Город изысканных казино и борделей. Отелей и банков. Город не спящий и никогда не просыпающийся. Весёлый и грустный, мечтающий и прагматичный. Город, где надежда бродит под ручку с отчаяньем.
Город любви и бездушья. Город-столица, оазис коррупции и демократии, вознёсший разумное человечество на несокрушимый пьедестал иррациональности. Город, где по неизвестным причинам собрались в одном-единственном месте офисы корпораций, безраздельно владеющих капиталами всего разумного содружества.
Тёмные силуэты небоскрёбов, всплывающие из мрачной матовой глубины, расчерченные светящимися линиями транспортных магистралей, скользящих по спиралям, ныряющие под эстакады причудливой архитектуры, плывущие между стволами зданий… Потоки ползущих и летающих породистых авто, блистающих золотыми изгибами, словно алмазы, подверженные огранке, зеркальным покрытием своих корпусов. И сполохи рекламы, озаряющие редкое свободное пространство.
Красотки, чьи тела соблазнительными изгибами плавно переходят в причудливые флаконы дорогой парфюмерии. А весело наяривающий мелодию джаз-банд так и манит ступить на борт туристического лайнера, летящего в пустоте, среди бриллиантина Крабовидной туманности.
Отель «Сиренити».
Только по одному виду его причудливо инкрустированного орнамента понятно: не из дешёвых. Словно застывший в воздухе светлячок, он помигивает зеленоватыми сполохами света, зовя, заманивая в прохладу своих номеров, зазывая гипнотизирующими звуками мелодий застывших в растерянности миллионеров, ещё не определившихся, куда опустить свои великосветские задницы.
Его коридоры пустынны, убаюкивают пастельными тонами красок, обволакивают тихим шелестом колокольчиков лифтов, а истуканчики притаившихся без движения в концах коридоров метрдотелей так и тянут щёлкнуть их по носу, чтобы в лишний раз убедиться, что они живые.
Номера просторны.
Потолки высотой под три метра украшены покрытой золотом лепниной. Огромные, сверкающие люстры, инкрустированные корранским хрусталитом, сверкают бликами переломленного света, так и не загораясь ни разу за всё своё существование.
Тяжёлые портьеры, обрамляющие окна величиной со стену. В этот момент прозрачные, полные мрачной глубины городских улиц и одновременно глубокого сияния матери-планеты, перемешанного с отсветами рекламных прожектов.
Мебель эпохи Ренессанса. Под ногами такие пушистые ковры, что, ступая по ним, начинает казаться, что ты плывёшь. И почему-то ужасно хочется опуститься на колени, прижаться к ним щекой, чтобы ощутить приятную теплоту шелковистого ворса. Вот такая блажь.
Лия поправляла бабочку на шее у Стива.
Едкие смешки закончились, и теперь все с восхищением наблюдали за этой парой. Такой красивой, нарядной, что невольно пробуждалась зависть, а в душе рождался вопрос о краткости бытия, о том, что так не успел совершить в отличие от них, таких молодых. Тогда приходилось отворачиваться, чтобы никто не увидел предательски заблестевшие глаза. А в общем, все были счастливы, смущённо покашливая в кулаки.