– Я понимаю. Но до края мира дойти нельзя. Мир кончается в океане.
– Про край мира – это я просто так ляпнул. Что там делать, на краю-то? Мне когда-то рассказывали, что земля вообще круглая.
– Круглая, – согласился маленький ныряльщик, – и омывается океаном.
– Не, не так, говорили – совсем круглая, как яблоко или яйцо.
Фуа посмотрел с недоумением:
– Землю бы тогда океан крутил-вертел, и нас бы смывало все время. Земля не плавает – дно под водой всегда бывает.
Квазимодо в затруднении почесал затылок:
– Я не помню. Леди Катрин что-то говорила про верчение. Мне тогда не до этого было. А вообще – океан тоже неплохо. Я бы вымылся наконец.
Маленький ручей, текший по скалам, возможности отмыться как следует не давал. Одежда по-прежнему хрустела от засохшей грязи, черный ил намертво въелся в кожу.
– Я бы рыбы поел, – вздохнул фуа. – И я не плавал уже много дней.
– Наплаваешься еще, – утешил Квазимодо. – Не зря же Глири вас за собой тащит. Послушай, а правду говорят, что вы уж очень баб человечьих любите? Как увидите, как какая купается, так и не можете устоять?
Фуа посмотрел с изумлением:
– Ты что говоришь? Человечьи бабы здоровенные как гринды.[19] Как, по-твоему, я на них забираться должен?
– Мне рост не мешает, – не без гордости сообщил Квазимодо. – Не в росте дело. А про вас говаривают, что вы прямо в воде все проворачиваете, да так лихо – бабенка и пискнуть не успевает.
Ныряльщик посмотрел с отвращением и постучал себя костяшками пальцев по лбу:
– Ква, ты бываешь тупой, как все люди. Ни один из фуа и близко не подойдет к вашим человечьим женщинам. Все равно что с коровой соединяться.
– Ой-ой, какие утонченные! У нас знаешь какие шикарные женщины бывают? Ты сначала попробуй, а потом брезговать будешь. Дойдем до обжитых мест – возьмем тебе приличную шлюшку. За мой счет.
– Да иди ты в жо… – возмутился ныряльщик.
Квазимодо ухмыльнулся:
– Растешь, лягушка. Ты мне еще в глаз пригрози дать.
– В глаз не умею, – хмуро прошептал фуа.
– Пока дойдем – научишься. И морду бить, и глотки людям резать, и в борделе сразу двух девок требовать.
– Я не хочу глотки резать.
– Мало ли – «не хочу». Дело нужное…
Квазимодо хотел развить сию мудрую мысль, но из лагеря донесся рев сотника:
– Полумордый, твою мать! Ко мне, живо…
– …Господин сотник, мне же нужно эвфитоном заниматься. Сушить, чистить…
– Вернешься – сделаешь. А сейчас заткни пасть свою кривую и поживее отправляйтесь, – посоветовал отец-командир.
Идти в разведку Квазимодо жутко не хотелось, и он рискнул сделать еще одну попытку отвертеться:
– Господин сотник, да я же сроду в разведку не ходил. Что я там разгляжу одним-то глазом?
От кулака командирского Квазимодо увернулся и отскочил в сторону.
– Мне долго тебя просить? – поинтересовался Глири, берясь за плеть, торчащую за поясом.
– Сейчас копье возьму и бегу, – поспешно сказал одноглазый парень.
Вооружаясь, Квазимодо подумал, что еще легко отделался. Начальству возражать было глупо. В другое время сотник не успокоился бы, пока не достал кулаком или плетью. Видать, и Глири проклятое болото вымотало.
Товарищи по несчастью поджидали Квазимодо у края скалы. На разведку вместе с вором были отряжены двое: здоровенный солдат по кличке Бубен и Уэн с «Гордости Глора». Моряка Квазимодо немного знал еще по стоянке у Птичьих островов.
– Долго тебя ждать? – окрысился Бубен. – Дадут на дело мозгляка, да еще жди его. Лезь давай, пока в репу не получил.
Квазимодо молча сунул свое копье Уэну, посмотрел на лианы и принялся обматывать ладони предусмотрительно захваченными тряпками.
– Что, тяжелее своего писюна ничего в руки не брал? – осведомился Бубен.
Квазимодо, по-прежнему не говоря ни слова, поправил висящий за спиной арбалет, уцепился за лиану и принялся карабкаться наверх. Несмотря на тряпки, колючки норовили впиться в кожу. Вор давным-давно собирался добыть перчатки, такие, как когда-то были у леди Катрин, да все не попадалась подходящая пара. Двигался парень легко, рукам уцепиться было за что, вот только наверху пришлось трудновато. Ерзая по камням животом, вор, заполз на площадку. В сердцах выругался – случайная колючка поцарапала искалеченную щеку, а на ней всегда все плохо заживало. Квазимодо сел, сбросил вниз веревку. Пока там привязывали оружие, парень разглядывал лагерь. По-прежнему валялись на земле «желтки», да и большинство солдат предпочитали возлежать на плащах. Отсюда сонное царство виделось как на ладони. Вот если заберутся сюда, на уступ, несколько ловких чужих парней с луками или арбалетами – в два счета половину отряда перещелкают. Квазимодо даже нервно огляделся – нет, тишина, только птицы в зарослях щебечут.
