– А что она сказала?
– Пообещала сгноить в казематах всего-то трех рабочих. Потом вышла на улицу, посмотрела на церковь, тяжело вздохнула и сообщила, что считает виноватым только мастера. Наверное, мне придется дежурить там целую неделю, пока полы не приведут в порядок. Как поживает Семен Германович? – Тим небрежно сменил тему.
Я поняла, о чем он спрашивает, и ответила тоже небрежно и туманно:
– Да вроде нормально.
Вопрос означал, что Тим заботится обо мне, и от осознания этого факта в груди стало очень тепло. Именно он спас меня от пьяных приставаний дяди, и моя благодарность не знала границ. Я вспомнила, как Тим тогда обнял меня, погладил по голове, как много было участия в его сдержанных действиях и словах…
Мы сели в машину и поехали по улицам, освещенным фонарями и рекламой. Увы, свидание подходило к концу.
– Останови, пожалуйста, позади дома, – произнесла я, когда наше молчание затянулось.
– Настя… – начал Тим и замолчал. – Помнишь, я говорил, что ты всегда можешь рассчитывать на меня?
– Да, – сипло, потеряв голос, ответила я, надеясь услышать нечто значимое и приятное, то, что сделает мои крылья еще длиннее и крепче.
– Помни об этом всегда, ладно? Мне важно, чтобы ты помнила.
О! Да разве можно такое забыть! «Почему же, почему же это обещание нельзя написать крупными буквами на небе и потом каждый вечер и каждую ночь читать, глядя на россыпи точечных звезд?!»
– Я тебе тоже хочу сказать кое-что… – начала я и осеклась.
Тим остановил машину и повернулся ко мне.
– Да? – его губы дрогнули в улыбке. – Говори, загадочная Анастасия Ланье, я тебя внимательно слушаю.
Набрав в легкие побольше наэлектризованного воздуха, отыскав в душе достаточно смелости на отчаянный подвиг, я заглянула в глаза человеку, одно присутствие которого вселяло в меня надежду на счастье, и произнесла то, что не могла уже держать в себе:
– Ты мне очень нравишься…
Не дожидаясь реакции на признание, я пулей вылетела из машины и устремилась к дверям дома. И пока неслась как угорелая, прислушивалась: затарахтит двигатель или нет?
Но, похоже, машина не тронулась с места. Наверное, не только мне нужно было прийти в себя.
* * *
Утром разразился скандал, в котором косвенно была виновата и я. Начав активные приготовления к вечеринке «Браво-Бис», Лера сразу же потребовала у бабушки обещанное, а именно: ожерелье Екатерины Второй. На первом этаже в зале царила нервная атмосфера, и большая часть стрел летела в мою сторону. Кора делала вид, будто ее это не касается, Эдита Павловна демонстрировала чудеса терпения, а я сидела в кресле и мечтала об окончании собрания, посвященного символу дома Ланье, «Браво-Бис» и справедливости.
– Я должна его надеть, а иначе нечестно!
– Это не побрякушка. Такую дорогую и значимую вещь должен представлять один человек, – сохраняя спокойствие, ровно отвечала Эдита Павловна, но опустившиеся уголки губ свидетельствовали о подступившем раздражении.
– Конечно, Настя! Отлично! Все ей! И никого не интересует, что от нее до сих пор пахнет деревней!
– Валерия, – грозно произнесла бабушка.
– Ты обещала!
– Нет, я сказала «посмотрим».
– Зачем же ты говорила «посмотрим», если не собиралась мне его давать? – гнула Лера, с негодованием всплескивая руками.
– Чтобы ты, наконец, успокоилась, вот зачем! – повысила голос Эдита Павловна. – Мне надоели твои капризы, я слушаю их с утра до вечера. Куда бы мы ни поехали, ты постоянно тянешься то к коктейлям, то к шампанскому. Вспомни о достоинстве, Валерия! Вспомни, из какой ты семьи!
– Я тебе тоже всегда об этом говорю, – вмешалась Кора, не поднимая глаз на дочь. Пальцы с длинными ухоженными ногтями, покрытыми красным лаком, быстро листали страницы глянцевого журнала: картинки с моделями сменялись, лишь изредка вызывая интерес моей тети.
– Я не собираюсь превращаться в зануду, – фыркнула Валерия, метнув на меня надменный взгляд. Видимо, по ее мнению, я отлично подходила под это определение. – В веселье нет ничего страшного. Подумаешь! И вообще, вы нарочно сбиваете меня, а я говорила об ожерелье! Моя очередь. Должна быть на свете справедливость, в конце концов!
