— Если ты оттолкнешь мою руку — другой я влеплю тебе по физиономии, — с очаровательной улыбкой поведала гномка. — Со средним молотом я все же неплохо управлялась, так что будет больно. А если кто-то из моих гномов посмеет заявить, что я под кого-то там легла, я предложу ему задуматься о том, что в супружеской постели женщина совершенно не обязана оказываться снизу и что это никоим образом не связано с моим положением и долгом перед моим народом.
— Так они тебе и поверят! — выдохнул комендант.
— Ну… если кто-то будет упорствовать в своем неверии… я давно грожусь перерезать кому-нибудь глотку. Раньше или позже все равно потребуется доказать, что это не пустые слова, что я действительно могу это сделать, — ответила владыка.
— А ты можешь?
— Сомневаешься?
В ее голосе столько нежности, что полмира можно напугать до судорог. Так вот за что ее боятся самые твердолобые цверги и самые хитроумные старейшины.
— Нет, но…
— Думаю, нам каждый вечер стоит так прогуливаться, — заключила она.
— Каждый вечер? Зачем? — выдохнул он.
«О Господи, дай мне сил не позабыть о долге!»
— Чтобы говорить друг с другом. Чтобы научиться понимать друг друга, — промолвила Гуннхильд. — Гномы и люди должны научиться это делать как можно скорей. Иначе им не выжить. Ведь тебе есть о чем поговорить со мной. Я знаю, что есть. Тебя, как и меня, тревожит то, что случится завтра. Ты ведь комендант, то есть, по-нашему, нечто между старейшиной и гроссом! Мы отвечаем за все это…
— Да, но…
— Ну так поговори со мной, человек. А я поговорю с тобой. Ведь именно для того высшие силы наделили нас речью, чтоб мы могли говорить и договариваться.
— Ты права, — быстро сказал Фицджеральд. — Прости меня… за глупость. Давай говорить.
* * *
Когда возникший словно из-под земли «безбородый безумец» ухватил Якша за руку, тот не слишком удивился. После того, что с ним приключилось ночью, трудно было чему-то удивляться. Бог у людей, как известно, один, и творить чудеса ему никто не мешает. Это подгорные Боги должны друг на друга оглядываться, а человечьему Богу никто не указ, вот он, видать, и пользуется.
— Идем скорей, владыка! — вместо приветствия торопливо выпалил «безбородый безумец» и куда-то поволок своего бывшего властелина.
— Уже не владыка, — возразил Якш, поневоле переставляя ноги, покоряясь неодолимой силе, ухватившей его за руку.
— Не владыка?! — ухмыльнулся Шарц. — Что ж, отлично. Тогда побежали!
Он и в самом деле перешел на бег, и оторопевшему Якшу пришлось подчиниться. Якш представил себя со стороны, и его одолел смех. Он попытался справиться с собой, но смех яростно продирался наружу, и Якш уступил.
— Нельзя смеяться на бегу. Смешинкой подавишься! — остерег его «безбородый безумец».
— Куда… ты меня… тащишь? — сквозь смех и бег выдавил из себя Якш.
— Одной моей пациентке срочно необходимо лекарство, — поведал Шарц.
— Ну и при чем тут я? — с подозрением выдохнул Якш.
— Ты подходишь наилучшим образом, — ответил нахальный лекарь.
— В качестве лекарства?! — поразился Якш.
— Ну да! — бесцеремонно ответил лекарь, и Якшу на миг пригрезилась жутковатая картинка, как его разливают по баночкам и скляночкам.
— Внутреннего или наружного? — ехидно вопросил бывший владыка всех гномов.
— Пошляк! А еще владыка… — досадливо фыркнул Шарц. — Ей увидеть тебя нужно. Она еще совсем маленькая девочка. Ей нужно увидеть бородатого гнома с волшебной тележкой. Я тут одну тележку приглядел, так что…
— Ей нужно что?! — Пальцы Якша стальными клещами впились в плечи «безбородого безумца», остановив бег, пригвоздив бывшего разведчика к земле.
— Повтори… — хрипло прошептал Якш. — Повтори, что ты сказал…
— Что именно? — чуть испуганно вопросил Шарц, весь подобравшись для боя.
«Что бы ты там себе ни придумал, ты пойдешь со мной и сделаешь все, что потребуется!»
— «Бородатого гнома, с волшебной тележкой»… я не ослышался? — почти жалобно вопросил Якш. — Так она жива?
— Жива? — переспросил Шарц. — Ну, конечно, жива. И даже скоро будет здорова… хотя должна была умереть этой ночью, но… а ты откуда все это знаешь?! — вдруг дошло до него.
На глазах Якша медленно показались слезы.
