Вероятно, подумала Салли, он хотел бы прибавить, что ему очень не понравилось, когда вчера, вернувшись с разведки в Лондондерри, он застал ее в столовой, где она болтала и шутила с двумя-тремя мужчинами.
Моррис, конечно, знал, что на приисках женщин мало и у Салли, если б она захотела утешиться в его отсутствие, всегда будет на выбор пять-шесть мужчин, которые изголодались по женской ласке. Продав за наличные богатую находку, они готовы были бы предоставить ей все, чего бы она ни пожелала, за одно только обещание провести с ними ночь. По всей вероятности, подобные предложения ей делались, и от одной этой мысли он приходил в бешенство. Однако заговорить с ней об этом мешало сознание некоторой вины, ведь он сам поставил ее в такое положение, и этой вины Салли ему так легко не простит, он чувствовал это. Моррис убедился, что его «дорогая маленькая Салли» может быть весьма упрямой и самостоятельной.
Бедный Моррис! Давно не приходилось ему ревновать ее, размышляла Салли, — в сущности, с тех самых пор, как они приехали в Перт. Несомненно, во время их медового месяца она из куколки превратилась в бабочку. Она хотела показать Моррису, что ему не придется краснеть за нее в любом обществе. А как приятно было сознавать, что ее находят привлекательной. «Ваша жена, мистер Гауг, такая остроумная, такая обаятельная», — говорила Моррису леди Робинсон, и сэр Вильям был весьма внимателен. Каждое утро присылал за ней лошадь, и они вместе катались верхом.
Даже слишком внимателен, говорил себе Моррис во время одного бала, видя, как сэр Вильям в третий раз танцует с его женой. Моррис дулся: ему не нравилось, что Салли с радостью окунулась в эту новую для нее, веселую жизнь и с удовольствием выслушивает комплименты, расточаемые ей мужчинами.
— Ваш муж ревнует, дорогая, — предостерегла ее леди Робинсон. — Не давайте ему повода.
Ревнует? Салли никогда и в голову не приходило, что в этом причина мрачного настроения, в которое временами впадал Моррис. А она-то делала все, чтобы он гордился ею и был доволен ее успехами в обществе!
Но потом, когда они уехали в деревню и Моррис сознался, что он рад этому — теперь она опять будет принадлежать только ему, — она решила, что, может быть, леди Робинсон была права.
Какое горе, какое разочарование принесла ему земля! Сначала он был так счастлив, что владеет тысячами акров. Подобных поместий, говорил он, нет ни у кого в Англии. Разумеется, он знал, что здесь все нужно создавать заново и придется вложить немало труда, но нехватка воды и рабочих рук, необходимых для расчистки участка и возведения построек, приводила его в отчаяние. А того, что жить приходилось в простой хибарке из грубого теса, он уже совсем не мог перенести.
И вот Моррис истратил уйму денег на приобретение материалов для постройки приличного дома, не послушав Салли, которая советовала ему сначала починить скотный двор и построить запруды для воды. Салли-то знала, что надо делать. Ведь всю свою жизнь она прожила среди людей, боровшихся за освоение новой земли. Моррис был очень доволен, что Салли помогает ему, но желал непременно вести хозяйство по-своему.
В этом-то и было все несчастье. Он никак не мог понять, почему нельзя на животноводческой ферме в почти первобытной стране вести дело так, как оно ведется, скажем, в южной Англии. Его ошибка состояла в том, что он стал командовать пастухами и батраками, вместо того чтобы обращаться с ними по-дружески. А это никогда до добра не доводит, особенно если человек лучше вас знает, что нужно делать. Даже плотник и печник сбежали, не закончив постройку дома.
В первый же год Моррис лишился почти всего скота. Засуха и налеты туземцев этому немало способствовали. Он делал, что мог, стараясь спасти скот, но было уже поздно. Поздно было спасать и Буингарра. И ферма и все связанные с ней хлопоты давно уже опротивели ему, а борьбе с засухой и растущими долгами не предвиделось конца.
Ему ничего не оставалось, как продать остаток скота и ферму. Правда, выручил он за это всего несколько сот фунтов. Ему еще повезло, говорили люди, хотя овцы и ферма в Буингарра обошлись отцу Морриса в несколько тысяч фунтов, когда он покупал их.
