Тем не менее Салли очень обрадовалась, когда Олф как-то под вечер привез к ней Лору. Сам он, посидев немного, отправился в Хэннан за припасами, оставив Лору у Салли, чтобы они могли «всласть наговориться о своих младенцах».
Лора расцвела. Она пополнела, похорошела и мало походила на ту довольно робкую девочку, которую когда-то привез на прииски Олф. Ее малютка была тоже пухленькая и розовая — прелестное создание в нарядном платьице, вязаных башмачках и вышитом розочками чепчике.
Они окрестили свою дочку французским именем — Эмэ, но, конечно, на приисках ее все будут звать попросту Эми, сказала Лора. У девочки еще целая куча других имен, как у настоящей принцессы, говорит Олф. Ее назвали Элизабет по матери Олфа, Марианной по любимой тетке Лоры, и Мод — потому что это второе имя Лоры и Олф на этом настаивал.
— Ну, конечно, все это ужасно нелепо! — говорила Лора, заливаясь счастливым смехом.
Что касается Эми, то она, казалось, была вполне всем довольна. Это была хорошая, спокойная девочка, Акушерка сказала, что она давно не видела такого чудесного ребенка. Это потому, сказала она, что у Лоры такое правильное сложение и она с первых же дней сама кормит малышку. Это великое счастье.
— Я представляю, как тебе страшно было, Салли, что жизнь твоего ребенка зависит от какой-то козы, — сказала Лора.
— Я была рада и козьему молоку, — отвечала Салли.
— Да, конечно, — спохватилась Лора. — Ты не знаешь, дорогая, как я беспокоилась о тебе! Это было так несправедливо, что я живу прекрасно и все заботятся обо мне, а ты здесь мучаешься совсем одна, в этой жаре и пыли. Я просила Олфа привезти тебя ко мне, сколько бы это ни стоило, но он сказал, что ты не хочешь ехать.
— Спасибо, дорогая, это было очень мило с твоей стороны, — сказала Салли. — Но я не могла допустить, чтобы ты и мистер Брайрли взвалили на себя столько хлопот. Здесь у меня много друзей. Они помогли мне. Миссис Моллой была сама доброта, и она такая опытная и ловкая.
Салли рассказала, что сначала Дик был жалким маленьким заморышем. Но теперь окреп, стал настоящим молодцом, и она вполне им довольна. И все же зависть кольнула Салли в сердце, когда Лора расстегнула лиф и дала заплакавшей девочке грудь. На Лору приятно было смотреть, когда она кормила ребенка. У нее было много молока, и Эми, насосавшись всласть, мирно уснула.
Они заговорили о Моррисе. Салли призналась, что очень беспокоится о муже.
— Он должен бы уже вернуться теперь или, по крайней мере, написать, если бы все было благополучно, — сказала она.
— Олф говорит, что там сейчас Динни и что он, безусловно, наведет справки о мистере Гауге, — сказала Лора, стараясь ее успокоить.
— Все считают, что Моррис и Кон могли свернуть на Мерчисон, когда обнаружили, что по дороге на Дар-лот так плохо с водой. Ведь Кон пришел в Кулгарди из Мерчисона, и, по мнению Олфа, его, верно, потянуло назад. Салли, дорогая, почему бы тебе не пожить с нами, пока не вернется твой муж? Свободной комнаты у нас, правда, нет, но мы можем устроить тебя на веранде. Я была бы так рада, если бы ты погостила у нас.
Да, Лора всегда была отзывчивой и радушной. Но миссис Гауг — «невозможная гордячка», как называл ее Динни Квин, — не умела принимать от людей одолжений; она предпочитала нести свои тяготы одна и знать, что ни от кого не зависит. Она была очень благодарна Лоре и Олфу за приглашение, но и думать не хотела о том, чтобы вселиться вместе с ребенком в их маленький домик, который Олф построил для своей семьи. Нет, нет, это их стеснит.
По воскресеньям Салли приходила иногда выпить чашку чаю с Лорой, но всегда при этом чувствовала себя неуютно. Все в этом доме было такое новенькое и чистенькое, что Салли вечно боялась посадить пятно на скатерть или запачкать ситцевую обивку кресла, в которое ее усаживали. Лора держала свой дом в образцовом порядке.
Олф уговорил миссис Моллой присылать к ним свою старшую дочку, чтобы та помогала Лоре убирать комнаты, стирать белье. Чего-чего только не делал Олф Брайрли, чтобы жизнь его жены и ребенка была легкой и приятной. Он смастерил Лоре буфет, шкаф и туалетный столик, насадил вокруг веранды вьющиеся растения, вскопал твердую, как камень, землю позади дома и принялся разводить сад. Каждое утро, прежде чем пойти на работу, возился в своем саду часа два.
