Моррис не отвечал. Но порой он издавал какие-то странные сдавленные звуки, словно пытался заговорить, и Салли благодарила мужчин улыбкой и взглядом, полным горячей признательности.
— Моррису лучше с каждым днем, — говорила она. — Скоро он совсем поправится.
Она показала ему Дика. Рассказала, как заботилась о ней миссис Моллой. Но Моррис даже не взглянул на сына, и Салли, как ни крепилась, не могла не почувствовать разочарования.
Потом понемногу стали появляться первые признаки пробуждающегося сознания; Салли заметила, что Моррис провожает злобным взглядом старателей, которые приходят обедать, и следит за каждым ее движением, когда она раскладывает по тарелкам кушанья или рассчитывается с посетителями.
Однажды Салли и Калгурла, как всегда в великой спешке, обслуживали посетителей, а Дик лежал в колыбельке и орал благим матом. Потом он вдруг затих. Салли оглянулась и увидела, что Моррис ходит взад и вперед с ребенком на руках.
— Погляди, погляди, Калгурла! — воскликнула Салли. — Хозяин взял маленького! — Калгурла закивала, бормоча что-то себе под нос, радуясь, что Моррис признал наконец своего сына.
Стояла засуха. Но однажды вечером, когда солнце село за узкой полосой темных облаков и странный зловещий отблеск упал на горы и на низину, Калгурла вдруг сказала:
— Идти большой дождь!
Калгурла редко ошибалась в своих предсказаниях погоды. Когда прозвучали первые глухие раскаты грома и далекая молния сверкнула на горизонте, Салли принялась убирать провизию в банки из-под консервов. Потом сложила платье и белье в сундук и в ящики и с тревогой поглядела на палатку.
Палатка была ветхая, полуистлевшая от солнца. Салли не раз уже латала ее брезентом и подшивала то тут, то там мешковину, но тем не менее верх палатки протекал так сильно, что во время последних дождей Салли промокла у себя в постели до нитки. Теперь ее первая мысль была о ребенке. Она давно припасла кусок парусины и всегда держала его под рукой, чтобы завернуть Дика, если разразится ливень.
Салли уже легла, и Моррис тоже спал, когда гроза обрушилась на прииск с яростью циклона. Палатка затрещала, и ее сорвало с кольев. Ураган гнал сломанные ветви деревьев и листы гофрированного железа, и они с грохотом падали в заросли, ломая кусты. Затем хлынул ливень.
Салли стояла в темноте под открытым небом, там, где только что была ее палатка, а дождь стегал ее по лицу и слепил глаза.
При первом порыве бури она успела натянуть на себя пальто, сунуть ноги в туфли. Она боролась с ураганом, рвавшим у нее из рук парусину, в которую она тщетно пыталась завернуть Дика. Моррис молча взял у нее парусину, завернул ребенка и поднял его на руки. На Моррисе были только молескиновые штаны и тонкая рубашка, которая вздулась на спине, как парус, но он казался спокойным и уверенным в себе.
Сквозь шум дождя и рев ветра Салли услышала его голос:
— Нельзя оставаться здесь на ночь. Нужно укрыться в забое.
Моррис двинулся вперед в темноте, и Салли пошла за ним следом, объятая страхом, едва отдавая себе отчет в том, что Моррис заговорил — впервые после своего возвращения. Вода бурливым потоком уже заливала землю, и Салли, шлепая за Моррисом по лужам, старалась понять, куда они идут, — она не расслышала, что он ей сказал. Когда Моррис повернул к горе Маритана. Салли крикнула:
— Нет, нет, Моррис, не туда!
Земля между лагерем и горой была изрыта вдоль и поперек; там было столько шахт и котлованов и такие едва приметные тропинки между ними, что Салли перепугалась насмерть: Моррис мог сбиться с пути в темноте, оступиться и упасть в одну из этих страшных ловушек вместе со своей драгоценной ношей. Салли брела за ним, задыхаясь от ветра и дождя, бивших ей в лицо, и беспомощно всхлипывала. Вдруг она услышала за собой шаги Калгурлы.
— Пусть лучше Калгурла пойдет вперед, — молила Салли, из последних сил пытаясь догнать Морриса. Она больше надеялась на инстинкт Калгурлы, чем на память Морриса, давно не ходившего по этим тропкам.
— Я лучше знаю дорогу, чем Калгурла, — прокричал Моррис сквозь рев бури.
Это правда, ему ли не знать, успокаивала себя Салли, вспоминая, как Моррис и Фриско изо дня в день ходили этой дорогой на свой участок у подножия Маританы.
