18 июня
Микаэль и Малин сидели рядом, прислонившись к спинке кровати. Микаэль приобнял Малин за плечи:
– Так что там произошло?
– Лео взбесился, – тихо ответила она. – Послушай, у тебя нет красного вина?
– Кажется, «Бароло». – Блумквист поднялся с постели и ушел на кухню.
Когда он вернулся с бутылкой и двумя бокалами, Малин снова сидела, отвернувшись к окну. Над Риддарфьёрденом все еще лил дождь. Над водой висела пелена тумана, где-то выла сирена. Микаэль наполнил бокалы и поцеловал Малин в щеку и губы. Потом накрыл одеялом себя и ее, и Малин начала рассказывать.
– Ты знаешь, что Альфред поставил Ивара генеральным директором фонда, хотя тот был младшим среди его детей и всего на три года старше Лео. Они с ним знали друг друга с детства. Но никогда не дружили, скорее были врагами.
– И в чем причина?
Малин пожала плечами.
– Соперничество, комплексы неполноценности и все такое… Ивар понимал, что Лео талантливее его. Он видел, что Лео не принимает его всерьез, и это страшно его бесило. Ивар любил поесть и обедал в самых дорогих ресторанах, поэтому был весь такой толстый и рыхлый. Ему ведь и сорока тогда не было, а выглядел как старик. А Лео никогда не терял формы и иной раз мог сойти за двадцатипятилетнего. С другой стороны, Ивар был самоувереннее и сильнее, но вот…
Малин поморщилась и глотнула из бокала.
– Что? – не выдержал Микаэль.
– Иногда мне стыдно, что я была одной из них. Ивар, в общем, был неплохим парнем. Туповатым, но сносным. Однако иногда совершенно слетал с катушек и становился отвратителен. Думаю, он смотрел на Лео как на конкурента, который хотел занять его место. Что и говорить, многие в правлении желали бы видеть генеральным директором Лео, а не Ивара. Как-то раз он собрал совещание. Я тогда дорабатывала в фонде последние дни – дело было как раз накануне нашей ночной встречи с Лео. Предполагалось обсудить, помимо прочего, кандидатуру моего преемника в фонде. Но, как это всегда бывает, разговор зашел о другом. Ивар с самого начала был на взводе. Вероятно, он, как и я, предчувствовал: что-то должно произойти. Но Лео так и сиял. В ту неделю он редко показывался на работе, и Ивар на него наехал. Когда он обозвал Лео лицемером и трусом, тот только улыбнулся и тем самым спровоцировал Ивара на дальнейшие оскорбления. Он разбудил в Иваре расиста – самое худшее, что в нем было. И Ивар обозвал его бродягой и цыганом. Я думала, Лео не станет обращать внимание на идиота, но он рассвирепел. Он налетел на Ивара и вцепился ему в горло. В буквальном смысле. Я бросилась их разнимать, Лео упал на пол. Он был вне себя от ярости. Помню, все бормотал: «Мы не такие… мы лучше…»
– И что Ивар?
– Сидел на стуле весь красный как рак. Потом нагнулся к нам, извинился и сразу ушел. А я осталась сидеть рядом с Лео на полу.
– И что было дальше? – Микаэль просто сгорал от любопытства.
– Ничего, насколько я помню. До сих пор не могу понять, что тогда случилось с Лео. Просто безумие какое-то…
– Разве не безумием было обзывать его цыганом и бродягой?
– Это вполне в духе Ивара, – кивнула Малин. – Он ведь, в сущности, неотесанный болван, а уж если слетает с катушек… С тем же успехом он мог бы обозвать Лео свиньей, для Ивара это одно и то же. Думаю, это у него от отца. Эгрены всегда считали себя белой костью. Теперь я жалею, что вообще связалась с ними.
Микаэль кивнул и глотнул из бокала. Наверное, ему следовало бы задать еще какой-нибудь вопрос, по крайней мере, как-то утешить Малин, но в голове крутилось другое. В этот момент он понял, каким образом Лисбет может быть связана с Лео Маннхеймером. Кто-то из ее предков по матери тоже был цыганом. Как будто отец Агнеты. Именно поэтому мать и попала в Реестр, который позже был признан незаконным
