К автомобилю возвращаюсь с оглядкой: надеюсь, бессовестная итальянка не проследила, куда я ходил и не подкарауливает меня где-то рядом — а потом возвращаюсь домой и тащу покупку в комнату Катастрофы. Предвкушение подарка кружит голову, и я стучу настойчивее в надежде услышать долгожданный отклик…
— Эмили? — приоткрываю дверь и заглядываю вовнутрь. Вижу неразобранную постель и полное отсутствие их с Ангеликой вещей.
Не понимаю.
— Эмили? — зову громче, выскакивая из комнаты. — Эмили? Катастрофа? — Ощущаю панику, змеей скользнувшую по позвоночнику. — Где ты?
Ни в саду, ни в столовой — ни в одной из комнат нашего дома она так и не обнаруживается. Наверное, ушла на прогулку или, быть может, за покупками…
— Не знаешь, где Катастрофа? — кидаюсь к появившейся в дверях дома Шарлотте и хватаю ее за плечи, встряхиваю.
— Катастрофа? — переспрашивает она несколько испуганно, и я поправляюсь.
— Эмили. Не знаешь, где она может быть? — выпускаю плечи девушки, почему-то вдруг догадавшись о готовящемся ударе. Роняю руки вдоль тела и жду…
— Так она же уехала, — произносит Шарлотта, глядя на меня не без опаски. — Еще рано утром, когда ты спал. Сказала, вы обо всем договорились…
Повторяю эхом:
— Договорились… — И такая находит тоска, что хоть волком вой. Только не при Шарлотте же: срываюсь с места и иду в свою комнату. Прикрываю дверь, падаю на постель, а потом луплю по прикроватному столику кулаком. Раз, другой, третий…
Проклятая Катастрофа, она снова сделала это: исчезла так же, как появилась — внезапно, с полным сотрясением всей моей жизни.
Ушибленная рука страшно болит, ноет каждая кость не только в ней — во всем теле. Что за черт, не понимаю! Прижимаю ее к груди, укачивая, словно малого ребенка, и дергаюсь от тихого стука в дверь…
Катастрофа?
Она?!
— Юлиан…
Гляжу на Шарлотту полными ненависти глазами — она так и застывает в дверях, не смея переступить порога комнаты.
— Зачем пришла? — кидаю злым голосом, нисколько не заботясь о произведенном эффекте. В конце концов, она лишь подарила мне секунду тщетной надежды, надежды, подобной быстродействующему яду…
— Я только хотела сказать… — лепечет и замолкает, хлопая своими большими карими глазищами. Беременная корова!
— Так говори и убирайся, — даю ей своеобразного пинка, и девушка поджимает губы.
— Мне жаль, — только и произносит она, с жалостью наблюдая мою агонию. Должно быть, наслаждается зрелищем… Что ж, только не с моей подачи.
— Убирайся, — шиплю злым, полным ненависти голосом, а потом вихрем пересекаю разделяющее нас пространство и с силой захлопываю дверь у нее под носом.
Ненавижу тебя, Эмили Веллер!
Ненавижу и… не нуждаюсь в тебе.
Даже и не думай, что стану тебя искать! Даже и не надейся, маленькая стерва. Я снова луплю кулаком по ажурным обоям на стене…
Принимая предложение турбобабуль, я и думать не думала, что отъявленный эгоист, сотрясти устои жизни которого мне предстояло, настолько глубоко затронет мое собственное сердце… Что он и сам произведет своеобразную революцию в душе Эмили Веллер, свергнув старых кумиров и заменив их новыми… Новым: одним единственным, голубоглазым кумиром с далеко неидеальными привычками, влюбляться в которого, казалось бы, и вовсе было не за что. Ни тебе романтических жестов, ни добрых, головокружительных слов — ничего, за что стоило бы зацепиться. Ан-нет, зацепилось…
И болит.
Особенно после оскорбительных слов, произнесенных им этой ночью.
Как же болит…
Нет, я больше не могу заниматься этим делом. Пора заканчивать…
Именно с этими мыслями я и покидаю комнату крепко спящего Юлиана, возвращаясь ровно через секунду, чтобы в последний раз поцеловать его на прощание… Слегка касаюсь губами небритой щеки, провожу пальцами по растрепанной шевелюре.
— Прощай, Юлиан. Пусть у тебя все будет хорошо! — произношу совсем тихо, у самого уха, а потом собираю свои вещи — их совсем немного — подхватываю Ангелику и стучу в комнату Шарлотты.
Она уже не спит — слышу, как они с Адрианом тихо переговариваются за закрытой дверью
— и появляется на пороге секундой позже. Личико у нее раскрасневшееся, смущенное… Похоже, я не вовремя, как и всегда.
