Маша таинственно кивнула в сторону детской.
– У меня новая нянька! – горячо прошептала она. – Митя!
– Парень! – тоже шепотом восхитилась Лиза.
– Да! Фантастика!
– Что, такой красивый?
– Да при чем тут это! Я не о том. С детьми справляется одной левой. И даже не рукой.
– Ногой?! – изумилась Лиза.
– Бровью!!! Моргнет глазом, и они за ним, как гусята за гусыней. И гуляют, гуляют, гуляют. По восемь часов в день. Ведь это очень полезно для здоровья, правда? Уже второй день тишина. Я не отхожу от компьютера.
Девочки уединились в гостиной.
– Оно и видно, – скептически хмыкнула Лиза. – Ты в зеркало когда смотрела последний раз? У тебя глаза рыдающего кролика.
– Серьезно? Так это не от компьютера, – вздохнула Маша. – Да, я рыдала. Страстно и горько, как изнасилованная итальянка. Илья меня бросил.
– Бросил! – закричала Лиза. – Не может быть!
– Не ночует дома. У друга окопался, негодяй. Ну и ладно!
– Не говори так, Маша! Он отец, как-никак!
– Ну и что! Три дня не видел детей, и нормально. Сердце не болит. Только свекровь сюда засылает, как Штирлица, с проверками и ценными указаниями.
– Он вернется, и вы помиритесь.
– Не вернется. Я так на него наорала! Как милицейская сирена.
– Ты?
– Я. Сорвалась. И он ушел, наотмашь избив косяк дверью. Скотина полинезийская, как говорит его друг.
– Вовсе не скотина, и никакая не полинезийская. Твой Илья – прекрасный парень. Просто у вас кризис.
– Ты всегда его защищаешь. Хотя практически с ним незнакома.
– Потому что он нужен твоим детям. И тебе тоже.
– Да, – вдруг всхлипнула Маша, – я свихнусь от амбивалентности!
Лиза сделала максимально огромные глаза. С такими глазами – прямая дорога в рекламный клип про водостойкую тушь для ресниц. Лиза знала, что можно свихнуться от счастья, от любви, от горя, но что значит…
– И люблю его, и убить готова, – пояснила Маша. – Соскучила-а-ась! А он даже не звонит!
– Знаешь, а мне не звонит тот… Ну, я тебе рассказывала…
– Александр?
– Угу. Ты не знаешь почему?
– Вот уж точно не знаю, Лиза! Как можно тебя игнорировать! Ты ведь ангел!
– Правда?
– Да. Ты ангел, это однозначно. И внешне, и внутренне. Я удивляюсь, как тебе удается прятать крылышки под футболкой. А у тебя есть его телефон?
– Нет.
– А фамилию знаешь?
– Да.
– Давай я посмотрю на диске. И ты позвонишь. Говори фамилию.
– Нет! Я не хочу ему звонить!
– Но почему?
– Ни за что! – яростно засопротивлялась Лиза. – Нельзя делать первый шаг! Стоит только проявить интерес, и тебя сразу спишут в неликвидный остаток.
– Ты серьезно так думаешь?
– Я прочитала в «Космополитене».
– «Космополитен» точно бы так не написал. Наоборот – они бы посоветовали взять быка за рога.
– Да, – вздохнула Лиза. – Но я не буду ему звонить первой. Пусть сам позвонит!
– Возможно, это единственное правильное решение. Да, точно. Лучше подождать, пока сам позвонит. И гордо ответить, что занята. Эти мужчины – как ослы. Всем нужна морковка на веревочке. Только тогда они идут в нужном направлении. Я тоже не буду звонить Илье. Сам приползет. Как раненый мамонт. Оставляя траншею на асфальте в метр глубиной.
– А вот ты-то как раз могла бы позвонить! Эх, Маша. Где котята? Давай тащи, у меня тут сумка.
К поискам Микрочипа и Мегабайта активно подключился весь питомник во главе с Дмитрием. Котята, уже не питавшие надежд на лучшую долю, видно, решили, что их понесут топить, и бесследно растворились в пучине бардака и хаоса. Броуновское движение, к счастью без жертв и разрушений, приостановилось через полчаса, когда беглецы были изъяты из комода и упакованы в Лизину сумку.
…Еще несколько минут разговора, и девушки бы обнаружили, что друг, предоставивший приют беглому Здоровякину, и объект горячечных вздохов Лизы – одно и то же лицо. Но этого не произошло.
По настоятельной просьбе мамы Лиза надела вечернее платье – снизу длинное, сверху – на тонких бретельках, в середине – сверкающее и полупрозрачное. Купленное в Париже. Последнее обстоятельство, отчетливо акцентированное в Лизином сознании, весило больше, чем все видимые глазом достоинства наряда – искусный крой, необычная ткань, тонкая отделка. Платье было куплено в Париже, на бульваре Монтань, и, даже если бы из него торчали во все стороны нитки, висела мешковина и топорщились куски брезента, – все равно Лиза чувствовала бы себя в нем королевой.
