– Это…
– На Allegretto я просто кончаю! – заверил Саша. – Ой, прости, я грубо выразился. А какой он виртуозище, да?
– Да. И…
– Жаль, пожил всего ничего, бедняга Фридерик. В 1810-м родился, в 1849-м скопыти… в смысле умер. Да.
– Саша, – потрясенно прошептала Лиза. – Ты такой… такой… образованный! Всесторонне!
По романтичному Шопену Валдаев мог защитить диссертацию. Солнечный Шуберт оставил на его сердце кровоточащую борозду. Гениальный Вивальди спровоцировал нервный тик.
Одна из подруг всесторонне образованного детектива, целый месяц делившая с ним по ночам диван, училась в консерватории. В ту пору Саша усвоил, что «гамма» – это одна из разновидностей средневековых пыточных инструментов. Аккуратные и симпатичные уши Валдаева познали радость единения с самыми разнообразными затычками – резиновыми, каучуковыми, ватными. Обидно, что без скрипки и смычка подруга была практически совершенна. Но цеплялась за проклятые предметы с непонятным упрямством. Не сумев отучить девушку от вредной привычки пилить струны, Валдаев, обливаясь слезами, выставил скрипачку за дверь…
Саша привлек к себе Лизу. Ее просветленный взгляд говорил о том, что любые, самые решительные действия сыщика будут восприняты крайне благожелательно.
– Тебе не жарко в кожаных брюках? – тонко намекнул Александр.
– Да, – согласилась Лиза. Ее щеки и вправду горели. То ли от жары, то ли от вина, то ли от счастья. – Сниму?
Валдаев отчаянно закивал. И принял деятельное участие в раздевании Лизы. Когда девушка осталась в одной рубашке, Саша подхватил ее на руки и ринулся с добычей к заветному диванчику. Но стоило Лизе оказаться вдавленной в диванные подушки разгоряченным телом Валдаева, снизу раздался яростный писк. Три котенка, приложив невероятные усилия, выползли из-под парочки, взъерошенные, удивленные, обиженные.
– Мы их придавили, – сказала Лиза.
– Несильно, – сказал Валдаев.
Котята уселись на полу и, выпучив маленькие мутно-голубые глазки, воззрились на картину, наблюдать которую детям до шестнадцати не рекомендуется. Впрочем, Валдаеву и Лизе не удалось развратить малышей, так как на восьмом такте любовной увертюры в дверь квартиры кто-то позвонил.
– О нет! – попросил Валдаев. – Нет, нет, нет! Убью, – пообещал он неведомому ночному визитеру.
За дверью оказался смущенный Здоровякин. У него на руках сладко дрых маленький Эдуард. Леша и Антоша стояли рядом с отцом, на каждом висело по котомке. Мария выглядывала из-за спины мужа. Она держала перед собой десятилитровую кастрюлю.
– Прости, друг, – молвил Здоровякин. – У родителей на целую неделю отключили отопление и воду. И горячую, и холодную. Повреждение на трассе. Мы к тебе.
– Хотели к Лизе, – застенчиво объяснила Маша. – Ее нет дома. Пустишь погорельцев?
– Конечно, – с болью в голосе ответил Валдаев. – Куда мне от вас деться?
Никакие уговоры, чертовское обаяние Валдаева, его красноречивое описание соблазнительных сюрпризов предстоящей ночи не имели положительного эффекта. Они подъехали на такси к Лизиному дому, но Саше не удалось проникнуть в девичью светелку, чтобы возобновить прерванное на самом сладком поцелуе действо.
– Знаешь, уже поздно, – сказала Лиза. Они стояли у подъезда в круге белого света под фонарем. Моросил мелкий ледяной дождь. – Езжай домой.
– Я не доеду! Темно!
Валдаев теребил девушку за плечи, гладил ее по голове, прижимался губами к гладкому, мокрому лбу. Он нервничал, волновался, как голодный посетитель ресторана, которому позволили отведать кусочек аппетитного блюда и тут же коварно убрали яство прочь. Ну почему, почему нельзя подняться наверх, к Лизе, и закончить трапезу?
– Мне еще собирать чемодан.
– Зачем?
– Через четыре часа самолет.
– Лиза! Какой самолет?!
– В Париж.
– И ты молчала?! Если б я знал, что в шесть утра ты должна быть в аэропорту, я бы…
«Не потратил столько времени на дурацкую мозаику!» – мысленно закончил Валдаев.
Лиза улыбнулась:
– Но ведь я вернусь.
– А когда?
– Через пару недель.
– О-о-о! – простонал Саша. – Я не доживу.
Он представил политическую карту мира, прикинул, как далеко находится Париж от его родного города. Каждый километр расстояния невероятно увеличивал недоступность и ценность Лизы. Саша вдруг подумал, что Лиза и вовсе останется жить в Париже, а значит, ему суждено потерять эту милую, очаровательную девушку. У него защемило сердце.
