Он пропустил мимо обвислых ушей ее просьбу и повернул налево, к кустам. Там уже гонялись пудель из соседнего дома, совершенно безбашенный, и чья-то болонка, в другое время, наверно, белая, но сейчас почти черная от грязи.
Лариса отстегнула поводок, и Прохор рванул болонке наперерез. Тут же к ним подскочил пудель, и вся эта компания, радостно гавкая, принялась носиться и кататься по грязи.
Подышав на замерзшие руки, Лариса сунула их в карманы куртки и похолодела.
Ключа от квартиры не было.
Ну точно! Она так торопилась вывести собаку, что забыла ключи в сумке. Теперь придется ходить под окнами, дожидаясь, пока кто-нибудь из детей не придет домой.
Теоретически близнецы уже должны были вернуться после тренировки, но как обычно задерживались. А вот Иннокентий Петрович появится только после восьми – у него шахматный кружок. Если близнецы будут и дальше где-то шляться, то у нее есть все шансы околеть если не от холода, то от голода.
Какая жалость, что муж на вахте! Когда он бывал дома, гулять с собакой становилось его обязанностью.
Бурильщик Зубов месяц работал на Крайнем Севере, а следующий месяц отсыпался и отъедался под неусыпным вниманием соскучившейся жены. Такой распорядок семейной жизни обеспечивал мир и покой в доме в течение многих лет и устраивал все стороны. Зарабатывал Зубов много, и Лариса вполне могла не работать и сидеть дома, о чем ей неоднократно и было говорено.
Но в том-то все и дело, что сидеть дома Лариса не хотела категорически. Три сына, собака, а временами еще и муж – этого было слишком много для ее хрупких плеч. А Лариса была девушка хрупкая. Хоть и не слабая, что тщательно скрывалось.
Она работала, потому что нуждалась в ежедневном общении и широком круге знакомств, который по возможности пыталась сделать еще шире.
Если Лариса у Аллы была единственной подругой, не считая Варвары, то Алла для Ларисы была всего лишь одной из многих, хотя и горячо любимой.
По этой причине Лариса никак, ну никак не могла остаться без работы! Ведь это означало быть заживо замурованной в четырех стенах.
В таких мрачных размышлениях незаметно пролетел час, и в какой-то момент, подняв глаза на свои окна, она увидела, что в кухне горит свет. Поскольку время шло к семи, напрашивался вывод, что близнецы все же вернулись с тренировки.
– Проша, ко мне! – позвала Лариса.
Пес, носившийся за невесть откуда взявшимся доберманом, остановился, как вкопанный, и замер, ожидая хозяйку. Вот такая это была собака: команду «Ко мне!» Прохор не выполнял, но по крайней мере и не пытался удрать.
Он позволил ей пристегнуть поводок и потянул Ларису домой.
…
Лёва осторожно открыл дверь и на цыпочках вошел в квартиру, опасаясь разбудить маму, если та вдруг задремала.
Роза Семёновна не спала. Она смотрела по телевизору местную аналитическую передачу и изредка вступала в полемику с комментатором.
Лёва разделся и прошел в залу поздороваться. Мама подставила ему щеку для поцелуя.
– Нет, ты посмотри, что творится! – сказала она вместо приветствия. – Это куда же смотрят власти!
Через пять минут выяснилось, что Роза Семёновна до глубины души возмущена сокращением количества рейсов пригородного автобуса, увозившего горожан на садовые участки. У Штернов садового участка не было, но Роза Семёновна болела душой не за себя.
Лёва всю дорогу домой мучился, сказать или не сказать маме про грядущее сокращение, и так и не решил, как же все-таки поступить. Но сейчас, глядя на нее, он подумал, что не стоит говорить ей пока ничего. Она и так расстроена. Лучше подождать, когда она будет в более приподнятом настроении.
Хотя такой момент мог представиться не скоро – Роза Семёновна круглыми сутками смотрела телевизор и все увиденное пропускала через себя. А наше телевидение, ни местное, ни тем более центральное, не способствовало поднятию настроения.
В январе Лёве исполнялось тридцать семь лет, и ему это совсем не нравилось. Когда он думал о предстоящем Дне рождения, в голову лезли строчки из Высоцкого. Начало он не помнил, но окончание помнил хорошо (или ему так казалось): «Под эту цифру Пушкин подгадал себе дуэль, и Маяковский лег виском на дуло».
