— Нервный ребенок, — сказала Елизавета Карповна. — Видно, в хорошие сны вплетаются какие-то страшные. Но это со временем пройдет.
— Мамочка, мы возьмем Джонни к себе. Правда? Вы с папой его усыновите, и он будет моим младшим братом.
— А ты не подумала о том, что его мама, может быть, жива, и папа жив и что у него могут быть братья и сестры, тети и дяди.
Антошка вздохнула. Мама, как всегда, права. Но жалко было расставаться с Джонни — нет, не жалко, а просто немыслимо.
— А может быть, у него никого нет, и тогда он будет наш, — эгоистично предположила Антошка.
— Но кто же его будет воспитывать? Идет война, папа на фронте, я тоже немедленно уйду на фронт…
— Я тоже, — категорически заявила Антошка.
— Ну вот, все на фронт, а Джонни куда? В детский дом?
— А бабушка на что? Елизавета Карповна рассмеялась.
— Да, действительно, для чего существуют бабушки на свете? Ты испорченный ребенок, я даже не понимаю, когда успела тебя испортить. Имей только в виду, что когда у тебя будет своя семья и дети, на меня не надейся, я не из тех бабушек, которые нянчатся с внуками; я буду всегда работать.
— Когда ты станешь бабушкой, ты изменишь свое мнение, — вздернула плечами Антошка.
— Не говори глупостей. И вообще быстро умывайся, заплетай косы, сейчас придут убирать кают-компанию.
Антошке надоело спать в шубе, ходить распустехой, в расшнурованных башмаках. И вообще все не так страшно. Никаких глубинных бомб, и они одни в море. Солнце, как горячий каравай, лежит на горизонте. Тихо, даже уютно.
Через час в кают-компанию стали заглядывать свободные от вахты офицеры. И каждый уделял внимание Джонни. Особенно любил с ним возиться мистер Рудольф. Его сыну Дэвиду шел второй год, а отец его еще ни разу не видел.
Явился и доктор Чарльз, как всегда, чисто выбритый, свежий.
— Я был уже у наших больных, они в хорошем состоянии, и ваш, миссис Элизабет, тоже. — Доктор сделал ударение на «ваш». — Но у него повысилась температура.
— Я иду сейчас вводить пенициллин мистеру Парроту и навещу своего больного, — сказала в тон своему коллеге Елизавета Карповна. — Вы разрешите ему тоже ввести пенициллин, если я найду это нужным?
— Миссис Элизабет, я ни в чем не могу отказать вам лично.
От Антошки не ускользнуло, что доктор старается уколоть ее маму, и понимала почему, и ей было обидно за маму и стыдно за себя, что она позволила усомниться в том, что мама поступает правильно.
Елизавета Карповна пошла к мистеру Парроту, которого уложили в отдельную каюту.
Командир миноносца лежал на койке, вид у него был мрачный. Поднялся свежий ветер, пароход сильно качало, капитан ерзал по койке, не имея возможности ухватиться за бортик — руки у него были забинтованы.
— Как ваше самочувствие? — осведомилась врач.
— Я попрошу пригласить ко мне мистера Эндрю. — Просьба командира звучала как команда.
— Что-нибудь случилось?
— Я взбешен! Но, пожалуйста, не примите это на свой счет, миссис. У меня к вам никаких претензий. Мне нужен немедленно капитан.
— Сначала я введу вам пенициллин, это необходимо делать в точное время, затем прикреплю вас к койке ремнями, — невозмутимо ответила Елизавета Карповна, — после чего приглашу мистера Эндрю.
Командир покорился. Елизавета Карповна, не торопясь, совершила все процедуры, думая о том, что могло «взбесить» больного.
— Вы должны держать себя в руках, — уходя, посоветовала она, — иначе поднимется температура.
Мистер Эндрю явился немедленно.
— Хэлло, мистер Паррот! — приветствовал он командира миноносца. — Как вы себя чувствуете?
— Благодарю, — хмуро ответил Паррот. — Скажите, мистер Макдоннел, мы отстали от конвоя?
— Отстаем, — вздохнул капитан, — попался плохой уголь — сплошная пыль, топки засорились, машины не тянут.
Паррот пытался приподняться на локте и белыми от бешенства глазами взглянул на капитана.
— Я думаю, ваши басни годятся для миссис Элизабет, а со мной хитрить вам не следует. Ночью вы дали команду «средний», затем «малый ход», затем «самый малый» и изменили курс. Я чувствовал это по работе машин. Как вы это объясните?
— Да, — решительно сказал капитан, оседлав стул возле койки. — Я дал команду сбавить ход и взять курс на север, к ледовой кромке. На флагманский корабль я доложил, что из-за плохого угля вынужден отстать от конвоя.
