— Мэм, — всхлипнул жалобно Джонни. — Мэм!
— Мы приедем к ней, к твоей маме. Мама ждет Джонни, — говорила сквозь слезы Антошка. — Спи, маленький, спи! Спи, зайчик, спи! Спи, мышонок, спи!
— Еще! — потребовал Джонни.
— Спи, котенок, спи! Спи, козлик, спи! Спи, цыпленок!
Пикквик положил морду на колени Антошки, поднял правое ухо и смотрел в лицо хозяйки карими умными и такими детскими глазами.
— Ну, давай я почешу тебе за ухом. Спите, малыши, спите. Вы ничего не знаете, что происходит на свете. Вам нужна ласка, а война… ах какая неласковая!..
Вошла Елизавета Карповна.
— Мамочка, мы не тонем?
— Нет, нет, там что-то произошло с американцами, капитан уже полчаса ругается на чем свет стоит. Американский пароход толкнул нас, что ли.
Утром Елизавета Карповна подошла к зеркалу и увидела, что глаз у нее заплыл и вокруг образовался черный кровоподтек.
— Ужасно! — говорила она, стараясь припудрить огромное черное пятно. — Приехать домой с подбитым глазом, что скажет папа!
За завтраком капитан взглянул на миссис Элизабет и покачал головой.
— Ночью? — спросил он.
— Да. Что это было?
— Справа по борту от нас в одном ряду тащится американский транспорт. Мы идем противолодочным зигзагом. — Капитан вилкой начертил на скатерти ломаную кривую. И вот, когда мы получили команду изменить курс «все вдруг» на девяносто пять градусов, я после сигнала «исполнить» начал поворот. Все корабли должны одновременно развернуться, а американец — как слон в посудном магазине. Штурман у них был пьян или что: он прозевал сигнал, а потом круто положил руля и двинул нас в корму. Себе разворотил нос, нам тоже сделал порядочную пробоину. Американцы ведут себя в море, как в пивном баре, никакой дисциплины.
За завтраком все шумно обсуждали ночное происшествие, и все были такого мнения, что американцы не умеют ходить по морю, а тем более строем. Все просили капитана потребовать, чтобы американцы извинились перед леди.
— От извинения синяк не пройдет, — резонно заметил доктор Чарльз.
— Не стоит из-за меня ссориться с американцами. Вы и так их порядком изругали ночью.
Капитан схватился за голову.
— Неужели вы слышали?
— Слышала, но ничего не поняла, — успокоила мистере Эндрю Елизавета Карповна, — только по тону вашего голоса было ясно, что вы в сильном гневе.
— Да… — покачал головой капитан.
Неловкое молчание прервала Антошка. Ее интересовал вопрос, все ли подводные лодки уже потоплены.
— Одна потоплена наверняка, и две другие под сомнением, — сказал капитан. — Немцы сейчас идут на разные хитрости, выпускают из лодки заряд масла и воздуха, прикидываются мертвыми. А лужа масла на воде и пузырьки воздуха дают основания нашим военным приписывать себе лишние победы.
Старший помощник поглядывал в иллюминатор и переводил взгляд на капитана.
— Очень хорошо, очень хорошо, — кивал мистер Эндрю головой.
Антошка тоже взглянула в иллюминатор. Похоже было, что их пароход стоит, пропуская вперед караван.
— Мы остановились? — спросила Елизавета Карповна.
— У нас плохой уголь, машины сбавили ход, и мы отстаем, — сказал капитан.
— Мы будем идти одни? — спросила Елизавета Карповна, не в силах скрыть тревоги.
— Да, двое или трое суток одни. И это даже к лучшему, — успокоил капитан.
— А потом уголь будет лучше? — спросила Антошка, и этот наивный вопрос всех рассмешил.
— Да, мы откроем второй бункер, где уголь отличный, и он поможет нам догнать конвой.
— Мистер Эндрю всегда знает, на какой стороне у него бутерброд намазан маслом, можете не беспокоиться.
Доктор Чарльз, как всегда, говорил загадками.
Но по настроению в кают-компании чувствовалось, что это всех устраивает и никто не беспокоится, что уголь стал плохой.
