Но его выловили, подняли на борт. Он уже никогда не возьмет в руки оружие, даже если выживет, навеки останется инвалидом. Он лежит перед ней — обезвреженный враг, как лежит его субмарина с командой на дне Баренцева моря.
— Нельзя бить лежачего, — решительно сказала Елизавета Карповна.
— Лежачий уже не боится упасть, — холодно ответил мистер Чарльз и подошел к английскому моряку.
— Вы можете обойтись без моей помощи? — спросила Елизавета Карповна доктора.
— Да.
— Я буду оперировать его, — кивнула она в сторону фашиста.
— Не знал, что и вы сентиментальны, миссис, как наш капитан, — ядовито произнес доктор.
Оба стояли друг перед другом с поднятыми вверх стерильными руками. Они были союзниками, а тот, на столе, их общий враг.
Улаф в белом халате, держа две пары резиновых перчаток, молча наблюдал за поединком. Сердце его клокотало от ярости к фашисту, но почему-то он внутренне соглашался с русским врачом, а не с английским.
Оба повернулись к Улафу за перчатками.
— Пожалуйста, сначала даме, — с подчеркнутой учтивостью сказал доктор Чарльз.
Елизавета Карповна принялась за операцию.
************
…Старший помощник Джофри сидел на круглом стуле в штурманской рубке и заполнял вахтенный журнал.
«…В 15 часов 07 минут на борт корабля был поднят командир британского миноносца, — писал он в журнале, — потопленного германской субмариной, капитан третьего ранга мистер Паррот. Ему оказана медицинская помощь. С этого же миноносца подобраны три матроса. Один из них долго пробыл в воде и умер от обморожения. Погребен в водах Баренцева моря в 22 часа 20 минут. Кроме того, примерно на тех же координатах поднят на борт ребенок, привязанный к плотику, очевидно, английской национальности, мальчик 14–16 месяцев. Находится в хорошем состоянии.
После потопления германской субмарины в районе обширных соляровых пятен всплыл один из членов команды субмарины, который по ошибке…»
Капитан, подошедший к Джофри и следивший за записью, резко поправил:
— Мистер Джофри, зачеркните слово «по ошибке». Он был поднят потому, что оказался у борта нашего парохода. Джофри зачеркнул «по ошибке».
— Мне все равно, мистер Эндрю, я лишен чувства человеконенавистничества. Для меня все люди равны. Чем этот немецкий парень хуже русского?
— Э, нет, — возразил капитан, — я предпочел бы, чтобы все фашисты оказались на дне моря. Пока фашисты ходят по земле, люди не могут быть спокойны. Подумайте, во что они превратили Европу — в сплошной концлагерь. Русские ни мне, ни вам не угрожают.
— Тогда зачем же вы приказали поднять этого фашиста?
— Потому что он ранен и потому что он наш пленный. — Капитан подошел к рупору и вызвал матросскую столовую. — Мистер Чарльз, как состояние раненых?
— Мистер Эндрю, наверно, интересуется состоянием английского матроса? Ему сделана операция. Состояние удовлетворительное.
— А как фашистский молодчик? — спросил капитан.
— Сэр, — холодно отрапортовал доктор, — члену команды фашистской подлодки русским врачом сделана операция. Опасаться за его драгоценную жизнь оснований нет. И, кстати, капитан третьего ранга Паррот пришел в себя и требует перевести его в отдельную каюту.
— Олл райт, переведите его в каюту мистера Джофри, а старший помощник переселится ко мне. Мистер Джофри, вы не возражаете? — повернулся он к своему помощнику.
Джофри пожал плечами.
— Мне все равно.
…Елизавета Карповна закончила операцию и подошла к командиру миноносца, чтобы ввести ему очередную порцию пенициллина. Он, казалось, узнал ее.
— Благодарю вас, миссис, — прошептал он.
— Как вы себя чувствуете, мистер Паррот?
— О, вы знаете мою фамилию, значит, я не ошибся. Вы русский врач, приходили ко мне в управление в Лондоне?
— Да, да.
— Судьба зло посмеялась надо мной.
— О, не стоит об этом. — Елизавету Карповну сейчас больше всего занимал вопрос о судьбе дипкурьеров. — Скажите, пожалуйста, вам не известна судьба ваших советских пассажиров?
— Дипкурьеров?
— Да.
Мистер Паррот заскрежетал зубами.
— Ваши дипкурьеры приковали себя к тяжелым портфелям. Торпеда попала в носовую часть, меня вместе с ходовым мостиком выбросило в море. Об их судьбе, увы, я могу только догадываться. Шансов на спасение у них не было.
