Девочка с красками - страница 5

- Прощай, бабушка, - сказала Таня, войдя в дом, и заплакала.

И вот она осталась одна с матерью. Отец уже три года был в отъезде. Он работал в Москве, он был архитектором. Таня никак не могла понять, отчего отец всё не ехал к ним и не ехал. Она соглашалась, что проектировать дома - дело не шуточное, но ведь месяц-то в году полагается людям отдыхать. Взял бы в этот месяц да и приехал. Мама объясняла - отец работает без отпуска. Проектировать дома сейчас нужно очень спешно: их ведь сейчас строят превеликое множество. Да, это так. Таня не пропускала ни одной заметки в газетах, где писалось о строительстве новых домов, она пять раз ходила на документальный фильм, рассказывающий, как создаётся в Москве огромный жилой район с морским каким-то названием - Юго-Запад. И дома в этой совсем новой Москве были точно океанские корабли - громадные и лёгкие. Они будто плыли по своим широким улицам, уходившим до горизонта. Сердце замирало от удивления и гордости, когда возникали на экране эти дома-великаны, такие светлые, добрые, ясноглазые. И один, уж хотя бы один из этих домов, построен по проекту её отца. В нём поселились сейчас сотни семейств. И все они счастливы. Да, конечно, быть архитектором - дело не шуточное. И, пожалуй, пожалуй, архитекторы иногда и вовсе не берут себе отпусков. Может быть, так оно и есть, так оно и нужно, но… но всё же хоть на недель-ку-то отец мог бы приехать. А если не он к ним, то они к нему. Отчего они-то к нему не едут в мамин отпуск? Мать объясняла и это. Ведь дочь же знает, что быть судьёй - дело тоже не шуточное. А её избрали совсем недавно, она ещё и опыта настоящего не имеет. «Подумай-ка, легко ли судить людей? Понимаешь - судить? Тут уж не до отдыха - надо учиться всякий свободный час, надо столько всего узнать, доченька, столько всего…»

Таня понимала, конечно, - судьёй быть не легко. Но всё же, всё же, на недельку взяли бы да поехали…

«Нельзя», - отвечала мать тихо и печально и вся угасала, как вот сейчас, у окна.

Так они и жили одни - дочь да мать. После смерти бабушки Таня научилась сама растапливать печь, сама разогревала себе обед, если не было матери, сама прибиралась в комнатах. И даже сама с собой вслух разговаривать научилась, когда управлялась с кастрюлями и сковородками: «А вот я вас сейчас на огонёк… А вот и будет с вас…»

Хоть и редко, но отец всё же писал. Таню огорчало, что его письма были всегда очень короткими и почти об одном и том же. Здоров… Много работаю… Здорова ли дочь?.. Как учится?.. Вот и всё. Иногда от него приходили денежные переводы. Таня радовалась им. Она знала, все деньги, которые присылал отец, мать до копеечки истратит на неё, на Таню, и станет покупать не какие-нибудь скучные нужные вещи, а что-то совсем неожиданное, что только Таня не попросит. Один раз купила фигурные коньки с белыми ботинками, потом огромную готовальню, совсем такую, какая была у отца, потом фотоаппарат «Киев» - очень дорогой и сложный. На фигурных коньках Таня не каталась - ей больше подходили её старенькие снегурки, готовальня ей была без надобности, фотоаппарат слишком уж был сложен. И всё же это были любимые Танины вещи, на которые почему-то было всегда грустно смотреть, хотя они были совсем новые и красивые. В них жила какая-то тайна, в этих вещах, тайна, связанная с отцом, и с тем, что он так долго не едет домой, так редко и коротко пишет им, и с тем, что деньги, которые он присылает, мать всегда тратит на подарки Тане.

Смутная тревога, как до поры притаившаяся боль, давно уже жила в Тане. Она разгоралась всякий раз, когда в доме появлялся дядя Гриша - старый мамин друг. Он был другом и отца. Они все были друзьями ещё со школьных лет. Таня хорошо помнила, как они вспоминали втроём, когда ещё жил дома отец, свои школьные годы. И кто как напроказничал, и кто что смешное сказал - в те давние-предавние времена. Ничего особенного смешного в этих воспоминаниях Таня не находила, но мать, и отец, и дядя Гриша, что бы им ни вспомнилось, тотчас принимались хохотать и так молодели и добрели лицами, что и Таня невольно улыбалась. Смешной народ эти взрослые: вспомнят, как провалился кто-то из них на экзаменах, и смеются. И громче всех дядя Гриша. Таня тогда очень любила его, всегда радовалась, когда он приходил к ним - рыжий, весёлый, громкоголосый. А теперь не радуется. Теперь, когда он приходит, Таня спешит придумать какую-нибудь причину, чтобы уйти из дома. Да и дядя Гриша не удерживает её, и вовсе не такой он теперь весёлый, как прежде. Всё больше молчит. Курит и молчит.