Запрокинув голову, Таня глубоко заглянула в синие мамины глаза и огорчилась ещё больше. Мамины глаза показались ей холодными, скрытными.
- Бабушка на меня и за дело никогда не кричала, а ты вот кричишь, хотя сама знаешь, что я права.
- Разве я кричу?
- Голосом, может, и не кричишь, но я всё равно вижу, что ты на меня кричишь.
- Нет, доченька, не кричу.
- Ну, сердишься.
Мать отошла от Тани, присела на диван у окна, невидящими глазами посмотрела за окно на улицу:
- Нет, доченька, не сержусь.
В прошлом году у Тани умерла бабушка, мамина мама. Она и не болела вовсе. В самый день смерти ещё ходила по Дому, готовила обед, как всегда вслух объявляя кастрюлям и сковородкам, что она с ними собирается делать: «А вот я вас сейчас на огонёк… А вот и будет с вас…»
И только отчего-то все останавливалась и, присев к столу, грустно и пристально смотрела на Таню.
А Таня ничего не понимала и не чувствовала. Она сидела за обеденным столом лицом к печке и делала уроки. Задачка, которую она решала, не давалась ей. Да Таня и не очень билась над задачкой. Она смотрела в глубокое печное нутро, где дотлевали, собранные в горку, сине-желто-красные угольки. Удивительно интересно было смотреть на них. Угольки всё время менялись, тускнея и вспыхивая, точно кто оттирал их до блеска, а кто-то другой, наоборот, закидывал золой. Глазам было жарко и как-то сонно. И почти как во сне чудились Тане неясные картины: вспыхнет уголёк - одна, угаснет - другая.
Помнится, бабушка всё время отвлекала Таню странными и непонятными речами:
«Вот помру, и некому будет за тобой присмотреть», - говорила она.
«Вот ещё!» - сонно возражала Таня, не придавая значения словам бабушки. С чего бы это ей помирать?!
«Мать у тебя всё в бегах, всё в бегах - и часа дома не посидит».
«Она ведь у нас теперь судья, сама знаешь, - досадливо бормотала Таня, вот-вот было разглядевшая над угольками туманную картину. Бабушка опять её спугнула. - Не мешай, пожалуйста, мне решать задачу».
«Отца-молодца и след простыл, - пообождав немного, снова заговорила бабушка. - Как ты без меня будешь - ума не приложу».
Снова помеха. То вот вырос над углями целый большой город с вечерними мерцающими огнями, с извилистой тёмной рекой, а то и нет ничего. Кучка дотлевающих углей - и только.
«Бабушка, не мешай же мне решать задачу!»
«Не буду, не буду, Танюша. Много ещё этих задач у тебя будет в жизни. Ох, как много…»
А часом позже она умерла. Вдруг села на кровать, неловко привалилась плечом к стене и закрыла глаза. Заснула? Нет. Уж больно тихо стало в комнате.
Всю Танину жизнь бабушка дышала где-то совсем рядом, и где-то совсем рядом слышался её голос. А тут всё стихло, оборвалось.
Такого одиночества Таня не смогла выдержать. Она вскрикнула и выбежала на улицу.
Пришли соседи, кто-то сбегал за матерью.
На другой день бабушку хоронили. Тане запомнился этот день, зимний, снежный, чуть-чуть уже пахнущий весной. Никогда прежде не бывала Таня на кладбище зимой. Летом - другое дело: летом она частенько забегала сюда с ребятами. Здесь было интересно, было много цветов и росли самые большие в городе берёзы. И летом здесь было обыкновенно - много людей, иногда играла музыка. Как в городском парке. Но зимой, в этот снежный, безморозный день, всё здесь показалось Тане необычным. Могилы почти скрылись под снегом, кресты на них были как домики под снежной шапкой, как избушки на курьих ножках из сказок. И узенькие тропинки едва виднелись между деревьями, странно вдруг обрываясь у какого-нибудь снежного бугра. Берёзы за снегом не белели, а чернели. И было так тихо и так грустно, что звонким казался снежный скрип под ногами и больно было вслушиваться в собственный голос. Наверное, поэтому, все, кто провожал бабушку, почти не разговаривали между собой, а если говорили, то шёпотом.
К могиле шли гуськом, оскальзываясь, забредая по колени в снег. И каждый шёл, как за белым забором, отгороженный от других косо падающими крупными снежинка ми. Белое и чёрное, тихое и звонкое, глубокая зима и запах весны - вот что осталось у Тани от этого дня.
То, что бабушки нет больше и никогда не будет, Таня поняла не сразу и не на кладбище, а когда вернулась домой. Перед глазами всё ещё падал снег, стояли чёрные берёзы. И вдруг, как вспыхнувший огонь, увиделась ярко-рыжая в отвале земля у отрытой могилы. И жёлтый гроб, и бумажные блёклые цветы, и бабушкино лицо, но не живое, каким знала его Таня всю свою жизнь, а застывшее и бледное.