Я сказал: «Конечно», слегка задохнувшись.
Тогда она снова вздохнула, посмотрела на меня и ничего не сказала. Потому я спросил:
— Если это произойдет, что случится с вами?..
И она ответила прямо:
— Меня не будет. Земля отпрыгнет назад на семь лет от сегодняшнего дня, никогда не произойдет Большого Скачка, компьютеры останутся быстрыми, но глупыми, и никто, вроде меня, никогда не родится. Никогда.
— Как скоро? — спросил я.
— Думаю, очень скоро, — ответила она. И на следующем выдохе добавила:- Думаю, сегодня ночью.
— И вы сможете сотворить с собой такое? — спросил я. — Сможете заставить себя не быть и даже не сморгнете?
Девочка долго смотрела на меня. Маленький рот подрагивал. Потом замер, и она сказала мне тихим голосом:
— Если что-то верно, то это и делаешь. Какой здесь может быть выбор, добрый сэр?
* * *
Она обнаружила меня перед телевизором, попивающим холодное пиво.
— Кто играет? — спросила она, и я ответил:
— «Кардиналы» и «Кабсы».
И она спросила:
— А кто лучше?
Я ответил:
— В этом году «Кабсы».
Что заставило ее спросить:
— Тогда почему же они проигрывают… на три очка?
Я не ответил. Тогда она взглянула на мое пиво, но ничего не сказала о времени дня. Я понимал, о чем она думает, но она молча села рядом и долго смотрела игру, прежде чем в конце концов сказать:
— Так ты не дашь девушке попробовать?
Я наклонил банку. Пиво запенилось и наполнило ее рот, она покатала его язычком, перед тем как выплюнуть обратно в банку.
При следующем глотке я почувствовал вкус пластика. Или мне так показалось.
Она вытерла рот уголком диванной подушечки. На ней моя жена вышила картинку толстого кота.
— Это ее первая вышивка, — сказал я своей подружке. — Черт побери, даже я вижу затяжки.
Девочка-птичка кивнула, не глядя на подушку. И на игру по телевизору. Когда я наконец взглянул в ее зеленые глаза, она сказала:
— Такой приятный день сегодня. — И когда это ни к чему не привело, добавила: — В той стороне есть игральная площадка, — и показала, махнув рукой. — Пойдем вместе, если хочешь. Или я пойду сама. Но я не останусь здесь с тобой взаперти. Ты же знаешь, что ты не слишком большое развлечение.
— Знаю.
Мы пошли гулять. Конечно, шел я, а она ехала. Она стояла на моем поясном ремне, обеими руками держась за ворот моей рубашки. Пара соседей увидели меня, узнали и помахали руками. Но я прошел мимо, и они увидели девочку-птичку, плотно прижавшуюся ко мне. Мне не понятно, почему это было так забавно. Но я тоже засмеялся. По крайней мере, это интереснее, чем в одиночестве наливаться пивом.
Игровая площадка ныне не используется. Уж сколько лет, как ее не ремонтировали. Городские власти, или кто-то другой, установили вокруг нее оранжевую пластиковую изгородь да знаки, говорящие, что там опасно и запрещено находиться. Надписи угрожали вызвать полицию. Я погрозил знакам. Потом отогнул изгородь там, где это делали другие, перебросил через нее ноги, и Женевьева спрыгнула с меня и побежала, смеясь и подпрыгивая, и оглядываясь на меня.
— Попробуй съехать с горки! Я встану внизу и поймаю тебя!
Я не стану доходить до точки, решил я, однако с изумлением потом следил, как дохожу до этой точки, только другим способом. Я взобрался на деревянную башню и через ее дверной проем, слишком узкий для меня, пропихнул свою жирную задницу на серебристый скат, который на летнем солнце раскалился до тысячи градусов. Он меня изжарил. Но она внизу смеялась и махала мне, приговаривая:
— Вниз! Съезжай вниз! Разве ты не играл в эти штуки раньше?
И я пустился вниз, гравитация тащила меня по горячему металлическому скату, и, наверное, я тоже смеялся. То есть, это несколько напоминало смех. Но потом я оказался внизу, сидя на жарком конце ската, я молчал и тяжко думал про себя, а она дергала меня за руку, гладила и говорила:
— Вон там стоят качели! Ты взберешься на один конец, я на другой, а потом я подброшу тебя до неба!
Не сами слова, а, скорее, интонация, доконала меня. Меня словно прорвало.
Тогда она замолчала, глядя на меня, ее улыбка постепенно исчезла, смуглое пластиковое лицо стало озадаченным, встревоженным и немного печальным. Наконец, она сказала:
