Включились огни над полем. Ночь была ясной и, подняв глаза, мы видели города, сверкающие на Луне, и города, летающие на своих орбитах. Там, наверху, ИИ и наши собственные маленькие детишки плюс ребята постарше с достаточным гением, чтобы удержаться среди них, и все до одного они смотрят на нас свысока.
— Они теперь строят звездные корабли, — сказал приятель. Что заставило другого возразить:
— Нет, я читал, они строят что-то другое. Эти штуки даже не похожи на корабли, которые мы знаем.
И, будучи решающим голосом, я их упредил:
— Нет ни малейшего понятия, что они делают там, наверху.
Потом я рассказал свою историю о посылке и моих новых соседях.
— Так что, — спросил первый приятель, — теперь рядом с тобой живут двое таких?
Мне не понравился его тон. Не знаю почему, но от такого тона я поежился. Тогда другой сказал:
— Они слишком странные. Даже пугающие. Может, у тебя по-другому, но я бы не вынес, если б они жили ко мне так близко…
У парня двое детей. Им, кажется, двенадцать и четырнадцать. Им довелось родиться нормальными, но это не значит, что они останутся таковыми. Если вы достаточно молоды и этого желаете, то можете соединить свои мозги со всевозможными сортами ИИ-машинерии. Когда он в последний раз говорил о своих детях? Я не смог вспомнить. И тогда я вдруг понял, что, наверное, случилось, и что заставляет его сейчас мурзить.
Я прикончил свое пиво и швырнул пустую банку за барьер. Сегодня вечером аккуратные роботы-уродцы пробегут по всему полю, и так же будет завтра вечером, и всегда. Почему бы не дать им чего-нибудь немного пособирать?
После доброй минуты молчания я сказал ребятам:
— Мы подумываем завести ребенка. — Что не было полной правдой. Просто я подумывал об этом сам.
— Понимаю, что так просто не получится, — признался я. — Понимаю, что, скорее всего, наш выпорхнет из гнезда еще до того, как ему стукнет три.
— Скорее, два, — сказал второй приятель. Он не был женат и не имел детей. Покачав головой, он бросил свою пустую банку вслед за моей, и сказал мне: — Не пожелал бы никому такого. Эти детишки, они больше машины, чем люди.
После чего первый распсиховался:
— Я не думал, что зайдет так далеко, — прорычал он. Потом встал и запустил свою банку в пустой мусорный бак. И подобрал одну из наших титановых бит. В лунном свете я видел его лицо. Я видел, что он думает о собственных детях. Обо всем. Потом он высоко поднял биту и шарахнул ею по алюминиевому ограждению, вызвав ужасный грохот. Он все долбил и долбил по ограждению, оставляя громадные вмятины и заставляя звенеть воздух, по нему текли реки пота, а два его приятеля старательно смотрели на пустое поле, притворяясь, что ничего не замечают.
* * *
В прежние дни в «Теплице» было душно. И до сих пор так и осталось, от чего почему-то было легче. Лучше. Я и наполовину не почувствовал, что выпадаю из этого места, как ожидал почувствовать. Шагая по дымным залам. Глядя на людей и на тех, кто уже не был людьми. Я даже, что оказалось большим сюрпризом, был не самой старой скрипелкой в этом заведении.
Музыка засасывала, музыка баров всегда засасывает.
Здесь обосновалось, наверное, с полсотни девочек-птичек. По пять-шесть за столиком, вместе с таким же количеством детишек колледжева возраста. Эти дети были слишком стары, чтобы имплантировать ИИ, но они носили ультрамодные машины на лицах. И в волосах. У некоторых было по четыре-пять таких машин, наверное дающих советы. Машины щебетали и басовито жужжали. Девочки-птички говорили нормальными голосами. Ребята из колледжей были самыми тихими, прислушиваясь, попивая пиво и покуривая эти новые сигареты. Не делая ничего, как казалось на первый взгляд.
Я не прислушивался. Я просто охотился, пока не увидел ее в центре круглого стола танцующей с другой девочкой-птичкой. Если не считать, что это была не она. Я понял это по одежде и по разным другим признакам. Поэтому я остановился на полпути. И стал медленно поворачиваться, разыскивая вторую Женевьеву. Здесь такой не было. Два полных поворота, и я убедился. Потом подумал, как же это выглядит, если хоть кто-то озаботится обратить на меня внимание. Взрослый человек вытворяет такое, и ради чего? Но в общем-то мне было начихать на то, что подумают, поэтому я подошел к круглому столу и громко позвал: «Эй, там!». Я едва узнал собственный голос. Когда смуглое лицо повернулось и на меня уставились зеленые глаза, я спросил:
