А ведь в этих лесах еще
и медведи, и волки, и кабаны водятся! Тайга все-таки! Тут кое-кто даже с
сасквачами встречался! От столь грустных дум доброе мое настроение сильно
испортилось. Я взглянул на Пашку. Она выглядела крайне уставшей. Брела как-то
понуро, держа в руке сосновую веточку с шишкой на конце, и даже не отбивалась
от мошек. Всегда живые косички теперь как-то беспомощно свисали на расстегнутое
платье, из-под которого белела кружевная «ночнушка». Девчонка стоически
переносила все испытания. И это придавало сил и мне самому. И тут меня осенило:
да ведь она, наверно, молится! Просит о помощи свою Параскеву! Интересно, что
она для нее сделает? Да и вообще интересно, кто она такая — эта святая Пятница?
Что за страдания претерпела, чтобы считаться великой мученицей? Как, где жила и
что делала? Надо было бы расспросить об этом у Пашки. Ход моих мыслей прервался
самым неожиданным образом, так как мы вдруг вышли на большую поляну, окруженную
елями и кустарником. Но не это нас удивило, а то, что прямо посреди этого
пространства, размером со школьный спортзал, красовалась аккуратно спиленная и
уложенная на земле толстая сосна, а прямо возле нее чернел здоровенный круг
кострища!
— Ого! — присвистнул я.
— Да тут, оказывается, были люди!
Однако, подбежав к
центру поляны, я увидел, что на обгоревшей земле уже растут какие-то
коричневые, оранжевые, ярко-красные, похожие на чайные чашечки, грибы.
— Жор, а здесь правда
кто-то отдыхал! — воскликнула Пашка, поднимая из травы пустую бутылку.
— Отдыхать-то отдыхал,
но боюсь, что это было еще прошлым летом.
— Да, жаль, конечно, но
ты прав... — согласилась девчонка, осматривая странные грибы.
— Какие забавные!
Впервые такие встречаю.
— Вот если б они были
еще и съедобны! — вздохнул я и прошелся по поляне.
На лес уже опускался
тихий золотистый вечер. Похоже, нам следовало бы заночевать именно здесь.
Разведем без опаски большой костер и как-нибудь возле него и перекантуемся до
рассвета. Главное, запасти дровец побольше. Я доложил свое решение Прасковье, и
она, тихо вздохнув, согласилась. Пошли, как говорится, в лес по дрова.
Осторожно, чтобы не напороться на разомлевшую от дневной жары змею, перетряхивали
валежник и стаскивали его к центру поляны. Потом я решил нарезать еловой лапки
для лежанки и удалился чуть подальше в глубь леса к скоплению молоденьких
изумрудных красавиц. Здесь я неожиданно наткнулся на небольшую полянку и — о,
чудо! — увидел, что тут повсюду торчат крепыши-боровички!
— Ура! — издал я
счастливый вопль и, забыв обо всем на свете, вытащил поскорее ножичек и
принялся с удовольствием надрезать толстые ножки.
Обшарив всю поляну и ее
окрестности, я навалил довольно приличную горку белых грибов. Слюни густо
заполнили мой рот, когда я понял, что сытный ужин нам обеспечен! Вот
повезло-то! Похоже, это мой Георгий Небесный помог или же Параскева постаралась
обрадовать свою земную тезку! Не зря же девчонка так долго и усердно молилась!
И место для ночлега так неожиданно нашли, а вот теперь и пищу, да еще какую!
— Паш, иди сюда скорее!
— позвал я свою спутницу.
Однако девчонка,
взволнованная моим длительным отсутствием, уже сама искала меня среди мохнатых
елей.
— Что случилось? —
спросила она.
— Паш, смотри-ка, что я
нашел! Живем теперь!
— Ой, какие милые! —
искренне обрадовалась Пятница.
Я стянул с себя майку и,
завязав ее, набил грибами до отказа. Но не все боровики уместились. Тогда Пашка
завернула подол платья и уложила в него оставшиеся два десятка грибов.
Довольные, мы быстро
вернулись на большую поляну. Потом я сходил за еловыми ветками и срезал еще
несколько крепких прутов для шампуров. После этого мы принялись готовить ужин.
Пашка чистила грибы и аккуратно нанизывала их на прутья, а я разводил костер. А
тем временем вечереющий лес уже окутали прозрачные и благоуханные сумерки.
Когда совсем стемнело и окрестности наполнились тревожными голосами ночных
обитателей тайги, над поляной, весело затрещав, взвился алый столбик огня.
— Паш, а расскажи о
своей небесной покровительнице! — предложил я, принимая из рук девчонки прут с
нанизанными на него грибочками.
