— Элли-Слоник? — Из моей великанской головы вырывается мышиный писк.
— Ну да. Я только что был в отделе художественных товаров, на верхнем этаже, знаешь?
— Чтобы она да не знала! — откликается Магда. — Она там полжизни проводит.
— Нашей жизни, — уточняет Надин.
— И я, и я тоже, — подхватывает он. — В общем, я там покупал вот этот фломастер, хотел попробовать, а кто-то уже изрисовал весь лист, и там было твое имя — Элли — и такой славный слоник с задранным хоботом.
— А, понятно. Да, это я нарисовала. — Я снова уменьшаюсь до своего обычного размера.
— Так ты и сейчас рисовала слоников?
— Надеюсь, что нет, — говорит Магда. — По идее, она рисовала меня.
— И меня, — встревает Надин. — И еще тебя!
— Меня? — Он моментально загорается любопытством.
— Помолчи, Надин, — говорю я.
— Да ладно уж, покажи. Вот, смотри. — Он раскрывает свой альбом. — Это ты.
С сильно бьющимся сердцем я вглядываюсь в рисунок. Никогда еще я не видела своего портрета, нарисованного кем-то другим. Правда, Моголь изображает меня в числе прочих, когда малюет цветными карандашами на тему «Моя семья», но там я имею вид двух кружочков с четырьмя палочками и дико торчащими волосами, так что его портреты не очень-то лестные.
А этот мальчик нарисовал меня… просто удивительно. Он великолепно рисует. У него точно такой же фломастер, как у меня, но какие свободные, стильные линии! Он явно увлекается графикой Обри Бердслея.[1] Так же уверенно размещает фигуру в центре листа, очертив ее смелыми контурами, и невероятно подробно выписывает детали — волосы, черты лица, даже фактуру свитера. Мои волосы, мое лицо, мой свитер (точнее, позаимствованный у Моголя). Он нарисовал меня такой, какой я хотела бы быть: умной, сосредоточенной. Я рисую в альбоме. Рисую его. А нарисованный он тоже рисует мой миниатюрный портрет.
— Классно! — восхищается Надин. — Смотри, он нарисовал, как ты рисуешь, как он рисует тебя, а ты нарисовала, как он рисует, как ты рисуешь его.
— По-моему, ты заговариваешься, Надин, — замечает Магда. — Давай, Элли, покажи ему.
Она выхватывает у меня альбом и показывает парню нарисованный мною портрет его самого. Тот смеется в полном восторге.
— Замечательно!
— Ни капельки, совсем не так хорошо, как у тебя.
Мне становится досадно. На самом деле я не выскочка и нисколько не переживаю из-за того, что я не первая ученица и не блистаю успехами в спорте, но в одном я всегда была уверена — что я хорошо рисую. Лучше всех в классе.
— Ты в каком классе? — спрашиваю я.
— В одиннадцатом.
На душе у меня полегчало. Может быть, через два года я тоже буду так рисовать. Может быть.
— А ты в каком, Элли?
— В девятом. Мы все в девятом.
Надин переглядывается с Магдой, и обе они раздраженно вздыхают — зачем я их выдала? Наверное, они вполне могли бы сойти за десятиклассниц. Может, даже старше. Но я со своим маленьким ростом и пухлыми щеками, да еще с ямочками, легко могу показаться малявкой лет одиннадцати-двенадцати. Если только не учитывать грудь. Я ерзаю на стуле. Нет, я не выпячиваю грудь. Просто сажусь немного прямее.
— Я пойду возьму себе еще кофе. Вам, девочки, принести что-нибудь?
— Да мы уже собирались уходить, — говорю я.
— Нет, не собирались, — говорит Магда. — Конечно, принеси кофе.
Он улыбается и отходит к прилавку, оставив свой альбом на столе.
— У меня больше нет денег, — шиплю я. — Я и так уже тебе должна, Магда.
— Он заплатит, не развалится. Наверняка у него куча бабок, раз он учится в этой пижонской Холмерской школе, — говорит Надин. — Ты ему здорово понравилась, Элли.
— Ничего подобного! — быстро отвечаю я и снова краснею. — Просто он вежливый.
— Ага, наверное, у него такая привычка: обходить весь «Макдоналдс» и всех угощать кофе.
— Просто он подошел, потому что я рисовала. И вообще, может, он совсем не мной интересуется. Например, тобой, Надин, или Магдой.
— Ты так думаешь? — Магда поправляет волосы и облизывает губы.
— Размечталась, Магз, — говорит Надин. — Он никого в упор не видит, кроме Элли.
Парень возвращается с кофе и садится за наш столик. Рядом со мной.
— Ну, так что ты еще нарисовала, Элли? Между прочим, меня зовут Рассел.
