«Вот видишь!» – вдруг словно испуганно воскликнул Рыбак и еще быстрее зашагал по дороге.
«Не вижу, представь себе! Потому что Лусена мне мачеха, а не мать! А родная моя мать – та, которая умерла при родах, – никогда рабыней не была. Она из рода Гиртулеев, которые теперь процветают в Нарбонской Галлии».
«И поэтому ты живешь здесь. И все от вас отвернулись», – сказал Рыбак и так резко остановился, что я сзади налетел на него.
И мог, наконец, заглянуть ему в лицо.
Такого лица я у него никогда не видел. Я вообще у мужчин никогда не видел таких лиц. В этом лице были одновременно испуг, досада и раздражение и какая-то совершенно женская, ласковая и виноватая жалость.
Глядя ему в глаза, я некоторое время не знал, что ответить. А потом сказал:
«Ну, ладно, царский сын и мать рабыня. Но дальше что она мне напророчила…»
«Всё, что она сказала, всё может сбыться», – быстро проговорил Рыбак, тихо, почти шепотом.
«Я, сын предателя отечества, которому даже в захудалую Провинцию запрещен вход, я, безотцовщина, с мачехой – бывшей рабыней со временем приобрету великую и страшную славу, так что горы будут в честь меня называть.?!»
«Как будто каждый великий человек в славе рождается», – грустно вздохнул мой растерянный наставник.
«И звезду на небе погашу?»
«Погасишь, если она увидела».
«А что она сказала, когда говорила про мою настоящую мать, и я просил тебя перевести, но ты, как мне показалось, не то перевел, что она сказала».
«Тебе правильно показалось… Она сказала, что, может быть, она сама родила тебя на свет».
«Она?!.. Моя мать?!»
«Ты – Пилат. Она – Пила».
Я еле удержался, чтобы не рассмеяться в лицо моему собеседнику.
«Это же – чушь! Бред безумной колдуньи!»
«Да, бред. Но бред вещий… Поэтому тебе он кажется безумным», – тихо сказал Рыбак.
Я сорвал с пальца нитку и выбросил ее на дорогу.
«А что она сказала перед тем, как выставить нас за дверь?» – спросил я.
Рыбак долго и грустно смотрел на то место, куда упала серая нитка.
Потом сказал:
«Ты выбросил нитку. Не думай, что так же удастся выбросить судьбу».
«Я спрашиваю: что она сказала перед самым нашим уходом?» – Меня уже давно стали раздражать его вера в сумасшедшую старуху и та жалость, с которой он на меня смотрел.
«Ты разве не понял? Там были очень простые слова».
«Слова я понял. Но смысл этого нового великого пророчества, прости, от меня ускользнул».
«А ты уверен, что хочешь узнать этот смысл?» – вдруг совершенно безучастно спросил меня Рыбак.
«Что? Очень страшно?»
Рыбак молчал.
«Скажи. Я не из пугливых. Ты сам говорил».
«Она сказала: «В жертву богу бога вздернет на дерево».
«Вздернет?» – переспросил я.
Рыбак кивнул.
Я постарался усмехнуться и, догадываюсь, усмешка у меня получились весьма беззаботной.
«А что это за бог, которого я вздерну? И почему именно на дерево?»
Рыбак не ответил и вновь зашагал по проселку.
Скоро мы вышли на магистральную дорогу и молча пошли к Новиодуну.
И лишь возле самых Южных ворот мой спутник вдруг как бы ни с того ни с сего стал рассказывать:
«У кельтов есть бог. Мы о нем не говорили, потому что нам он не был нужен. Его называют Хесус или Есус. Римляне называют его Марсом. Но, как всегда, ошибаются, потому что Есус – не бог войны. Он – бог деревьев и других растений».
Рыбак замолчал. И я спросил:
«Почему ты о нем вспомнил, об этом Есусе?»
«В давние времена Есусу приносили человеческие жертвы. Людей вешали на деревьях… Я думаю, Пила его имела в виду», – ответил Рыбак.
«А что значит бога богу в жертву?» – спросил я.
Рыбак пожал плечами.
«Я этого Хесуса ему самому в жертву принесу? Так что ли?» – снова спросил я.
И снова мой наставник пожал плечами.
Мы дошли до Южных ворот, и Рыбак сказал:
«Прощай, Луций».
«До завтра, – ответил я, посмотрел на предрассветное небо и добавил: – Или когда мне лучше придти?»
«Приходи, когда хочешь», – ответил Рыбак, гельвет-нервий-менапий, Гвидген-Гвернген-Гатуатер.
XV. Я пришел в деревню через день.
Я радостно и учтиво поздоровался с Рыбаком. Но он прошел мимо меня, словно мимо пустого места, сел в лодку и отчалил от берега.
Я прождал его на берегу часа два или три.
Он вышел из лодки и побрел в сторону деревни, не обратив на меня внимания.
