Эдик знал, что в самолете бесплатно раздают конфеты, и поспешил обратно. Он уселся в кресле, привязал себя ремнем и стал ждать. Женщина в длинном черном платье и красным кружочком на лбу и мужчина в белой чалме переговаривались на незнакомом языке. Они поглядывали на Эдика. Эдик исподтишка присматривался к ним — нет, ни о чем не догадываются. Приехали в нашу страну как туристы, чтобы посмотреть, как живут наши люди. Вот и на Эдика смотрят как на советского ребенка. Эдик стал им улыбаться. Они тоже стали улыбаться.
— О’кей, — сказал Эдик.
— О’кей, о’кей! — закивали иностранцы.
На этом разговор и кончился. К ним приближалась стюардесса. Она продвигалась между рядами и балансировала подносом, будто шла по канату. Она склонялась к одному ряду, потом к другому, и пассажиры, любуясь ею — очень красивая, приветливая и добрая девушка, — не стесняясь, брали конфеты. Эдик приподнялся и внимательно следил за подносом. Он прикидывал, не разберут ли конфеты, пока очередь дойдет до него. Но брали не больше двух-трех конфет, что показалось Эдику странным. Пока девушка приближалась, волнение его нарастало. Когда же она склонилась с подносом над их рядом, он так растерялся, что предоставил сперва взять конфеты своему толстому соседу. Но сосед, чудак, отказался. Тогда, набравшись храбрости, Эдик погрузил пальцы в конфеты, взял полную горсть, но, подумав, что взял, наверно, слишком много, чуточку пальцы разжал, а когда снова сжал их в кулак, всего только две конфетки между ними и застряли. Девушка проплыла дальше, и Эдик очень огорчился, что не взял больше. Сняв бумажку, он положил конфету в рот. Душистая, кисленькая, она оказалась такой вкусной; что он вместо того, чтобы сосать ее, неожиданно проглотил. Со второй конфетой он был осторожней — положил под язык, как таблетку. И она лежала там, будто он забыл о ней, только она сама напоминала о себе, потому что становилась все меньше и меньше. Эдик решил проверить, что от нее осталось — вытащил ее, тоненькую, прозрачную, как стеклышко, и показал соседу. Сосед одобрительно покивал головой. Он сам был когда-то мальчишкой и помнил, наверно, какое это счастье, когда конфета потихонечку тает во рту. Очень симпатичный попался сосед!
— Можно мне к окошку? — спросил Эдик, показывая на кресло, которое оставалось свободным.
— Ес, ес, — кивнул сосед и помог ему перебраться.
Надо сказать, что в первые минуты после посадки Эдик был настолько поглощен мыслью о том, чтобы его не разоблачили и не выставили вон, что он совершенно не заметил, как самолет поднялся с аэродрома и набрал высоту. Эти очень важные моменты в жизни каждого начинающего авиапассажира проскочили мимо его внимания. И вот теперь он решил наверстать упущенное. Внизу, совсем крохотные, расстилались сады, виноградники, пруды и арыки, а рядом, рукой подать, невесомые, покачивались сияющие на солнце облака. Страшно подумать, до чего же земля далеко внизу, и удивительно, что самолет не падает и они спокойно летят на такой высоте, не боясь за свою жизнь. Впрочем, это не совсем правда, что Эдик не боялся, — он поглядывал на вьющиеся змейками речки, на тонкие, как паутинка, шоссейные дороги, и сердце замирало от страха. Он знал, что ничего не случится, но все же невольно представлял, как падает с высоты — летит к земле, кувыркаясь, раскинув руки и ноги. И поэтому земля казалась ему чужой и неласковой, но зато близкими, родными были сейчас все, кто находился в самолете, — пассажиры, стюардессы и летчики, сидевшие в кабине и спокойно управлявшие самолетом.
Эдик засмотрелся на крыло — оно покачивалось и сверкало на солнце. Навстречу плыло облачко. То ли самолет поднялся, то ли облачко опустилось вниз, но оно поплыло под самолет, и Эдик увидел на нем скользящую тень и понял, что это от самолета. Он был так потрясен своим открытием, что не смог удержаться, повернулся к соседу и стал показывать в окошко, но облачко осталось далеко позади. Навстречу летели новые облака, похожие на диковинных птиц и рыб.
От долгого сидения на одном месте Эдик устал. Он осторожно пробрался в проход и стал прогуливаться по ковровой дорожке. Пассажиры дремали, разговаривали, читали журналы или просто так сидели, глядя перед собой. Из служебного помещения вышла стюардесса Таня — как она себя назвала, — объявила высоту, температуру воздуха, а потом повторила то же самое на английском языке. Эдик стоял перед ней, смотрел ей в рот и следил за тем, как она произносит английские слова. Теперь, когда он знал, о чем она скажет, он легко понимал английские слова, которые за лето, казалось, совсем уже забыл. Он, наверно, чем-то понравился Тане, потому что она погладила его по голове, и он, ободренный, увязался за нею в буфет. Там другая стюардесса раскладывала на подносе тарелочки с рисом и сосисками, а в чашки разливала бульон.
