– Сестричка… – прошептала я.
Она остановилась и ошеломленно посмотрела на меня.
– Ты никогда раньше так меня не называла!
– Да… просто раньше я никогда этого не чувствовала, но сейчас…
К глазам подступили слезы, и я не смогла договорить. Она легонько покачала головой, не отводя от меня своего ясного взгляда.
– Не думай об этом, Берта. Не стоит… Какая разница, один у нас с тобой отец или разные? Для меня это уже неважно.
Ее слова обожгли меня, словно удар хлыста. До меня вдруг дошло, что она должна была чувствовать, когда я говорила ей то же самое. А она безжалостно продолжала:
– Ты часто повторяла, что дружба важней родства. И ты была права. Я начинаю это понимать… Но пожалуйста, не расстраивайся, Берта! Я же не стану из-за этого меньше тебя любить.
Она взяла меня под руку, прижалась и прошептала:
– Я думала, ты обрадуешься, что я наконец-то поумнела.
Мне пришлось достать носовой платок и высморкаться.
Она смотрела на меня с такой любовью! Ужасно, что мы должны были расстаться… Я не знала, о чем говорить, и, всхлипнув, пробормотала:
– Ты знаешь, что Арильд и Леони помолвлены?
– Что ты говоришь! Как это могло случиться?
– София постаралась. Так она сможет разом избавиться и от Арильда, и от Розильды, а ее сыночек будет управлять замком.
– Ну да. Она же всегда этого добивалась.
– Но теперь это слишком серьезно! Что нам делать, Каролина? Может, все-таки съездишь туда? Софии сейчас нет, она в Англии!
Но она решительно покачала головой и спокойно сказала:
– Нет, Берта, я должна жить собственной жизнью.
Мы стояли на перроне, подходил поезд, и, чтобы мои слова не утонули в грохоте, мне пришлось кричать:
– Собственной жизнью, говоришь? Но разве это твоя жизнь, а не чужая – тех, кого ты играешь? А где же ты сама, Каролина? Настоящая, непридуманная? Почему ты не можешь хоть немного подумать о живых людях, которым ты нужна? Об Арильде, Розильде, обо мне?
Она слегка улыбнулась.
– А как же Карл Моор? Разве он не живой? А подумай о Джульетте, Офелии… или Гамлете! Разве им я не нужна? А Мария Стюарт? Подумай о ней!
Поезд остановился, я вскочила на подножку и крикнула сквозь смех и слезы:
– А дон Карлос? Смотри, о нем не забудь!
Улыбаясь, она помахала мне белым платочком.
– Конечно, не волнуйся. Я никого не забываю, Берта. Никого.
Каролина, с которой я встретилась, была другой. Очень изменившейся. Теперь у нее была почва под ногами. Она лучше знала свое будущее, чем я – свое. А мне-то всегда казалось, что она, как щепка, просто плывет по течению, от нечего делать пробуя то одну, то другую роль. Выходит, что нет. Очевидно, она всегда, более или менее сознательно, стремилась к одной и той же цели.
За нее можно было только порадоваться. Она нашла свое призвание, уверенно смотрела в будущее. Но это могло означать, что каких-то людей ей придется вычеркнуть из своей жизни, избавиться от какой-то части своего прошлого. А если я относилась к тем, кого нужно вычеркнуть? Мне следовало быть к этому готовой. Я могла потерять ее, хотя именно сейчас чувствовала, что мы так близки, как никогда прежде.
Раньше Каролина казалась мне иногда довольно равнодушной. Но, конечно, все было не так просто. Некоторое высокомерие было в ней от природы, из-за чего часто создавалось впечатление, что она безразлична к чувствам других людей. Она сама это осознавала. Я много раз замечала, как она пытается побороть в себе эту слабость. И когда ей это не удавалось, то есть когда она, так сказать, проигрывала в борьбе с самой собой, – она становилась беспощадной. Но не только к другим – себя она тоже не жалела.
Раньше она умела меняться за одну секунду. Раз – и перед тобой другая Каролина! Никогда нельзя было понять, где она настоящая, а где играет. Но в это воскресенье все было иначе. Она была настоящей во всем, и на сцене тоже. Это было невероятно. Сидя в зрительном зале, я не могла избавиться от чувства, будто знаю Карла Моора всю свою жизнь. Однако мне ни разу не пришло в голову, что это Каролина. Такая идея была бы слишком неправдоподобной. Но даже знай я об этом заранее, не исключено, что я все равно бы ее не узнала.
