В книге, которую я листала, было много подчеркнутых фраз. Сначала они ни о чем мне не говорили, но вдруг одна из них меня поразила.
– Но это же замечательно, папа! – воскликнула я. Он засмеялся.
– Что тебя так удивило?
Я попыталась объяснить. Мне всегда казалось, что вся эта философия должна быть слишком сложной для меня. И вот надо же – я поняла то, что прочла! Он подошел, посмотрел в книгу, и я показала, от чего пришла в такой восторг.
Он кивнул, и глаза у него засияли.
– Это одна из основных мыслей. Погоди-ка, сейчас я тебе кое-что покажу!
Он начал нетерпеливо рыться в своих бумажных завалах.
– Раз тебе так интересно… Сейчас, сейчас найду…
Но не нашел. Я стояла рядом, опершись на письменный стол, пока он рассказывал, что ищет. Одна тема переходила в другую, и это могло продолжаться бесконечно. Рассуждая о Сведенборге, он переставал замечать время. Дождавшись паузы, я спросила:
– Можно я перепишу эту фразу себе в блокнот?
– Конечно, перепиши, пока я ищу. Нет, погоди-ка… Вот оно! Нет, ошибся, то есть ход мысли похожий, но…
– Я сбегаю за блокнотом, ладно?
– Давай-давай!
Когда я вернулась, он уже с головой был в работе. Взглянул на меня и весело сказал:
– Продолжим наш разговор чуть позже. У меня тут появилась одна идея… Нужно ее развить.
Он протянул мне книгу, и вот какую фразу переписала я в свой блокнот:
Любовь и желание суть одно и то же, ибо человек любит то, чего он желает, и желает того, что любит.
Эмануэль Сведенборг
Папe было всего три года, когда умер его отец. Он погиб при кораблекрушении на озере Вэттерн, и бабушка осталась одна с пятью детьми. Но это не сломило ее. Она смогла вырастить всех, хотя замуж больше так и не вышла.
Когда дети повзрослели и необходимо было дать им образование, она справилась и с этим. Дом был большим, просторным, с множеством комнат, и какое-то время она жила на то, что брала квартирантов. Сама она считала, что у нее есть талант выкарабкиваться из любых обстоятельств. Так оно и было. Со временем ей даже удалось сделать кое-какие сбережения.
Она была очень энергичной, общительной, и за долгие годы сталкивалась с самыми разными людьми. Изучать людей она любила больше всего на свете.
Теперь, на склоне лет, она жила все в том же доме со своей старой экономкой, Эрной, и двумя служанками. Забавно, что Эрна звала ее «фрекен». Это потому, что она работала в семье еще до того, как бабушка вышла замуж. Значит, Эрна была совсем старушкой, но никто не сказал бы этого, глядя на нее. Для своего возраста она была удивительно подвижной, а ее маленькие глазки замечали любую мелочь.
У бабушки почти всегда были гости, приезжавшие отовсюду, чтобы навестить ее и поболтать о житье-бытье. А еще чтобы повидаться со всеми друзьями и соседями, которые приходили к ней каждый день. Так что временами у бабушки был полон дом гостей, и ей это нравилось.
Но меня перспектива оказаться в большой компании не особенно радовала. Мне хотелось побыть с бабушкой наедине. Каким-то образом она об этом догадалась, и когда я приехала, в доме было пусто. Гостей она пригласила только на вечер, но, видно, почувствовав, что мы с бабушкой хотим остаться вдвоем, они довольно скоро разошлись.
Дедушка принадлежал к старинному роду мореплавателей, и в доме было полно интересных и красивых вещей со всех уголков мира. Чучела экзотических животных, всевозможные морские раковины, географические карты, необычные музыкальные инструменты, книги, газеты, игрушки… В этом доме невозможно было соскучиться.
Но мы большую часть времени проводили на улице, подолгу гуляли и говорили обо всем на свете. Бабушка была замечательной рассказчицей, но с ней не было бы так хорошо, если бы она не умела слушать. Она понимала, что у меня на душе неспокойно, но ни о чем не спрашивала, а ждала, когда я сама об этом заговорю.
Вопрос, который постоянно вертелся у меня на языке, касался, разумеется, меня и Каролины. Действительно ли мы сестры? Вещая Сигрид просила меня это выяснить – ради Каролины.
Теперь Каролина утверждала, что для нее это уже не важно, что наша дружба значит гораздо больше. Но раньше, когда я внушала ей то же самое, она даже слушать не хотела.
