В этой четверти словно сорвались с цепи.
Девица на лестничной клетке выдула изо рта розовый пузырь невероятного размера. Она что-то лепетала, помахивая перед глазком, смятым бумажным листком. Клавдия потянулась к замку, забыв себя спросить, откуда негодной ученице известен домашний адрес педагога. Пока Клавдия открывала замки, девушка оживлённо лопотала за дверью, но её заглушала продолжающаяся телевизионная дискуссия.
— В зоне повышенного суицидального риска находятся, прежде всего, так называемые депрессивные подростки; далее, подверженные алкоголю и наркотикам. Кроме того, ребята, в семье которых кто-то уже совершал суицид, беременные девушки…
— А как согласуются такие противоположные взгляды? — наседала журналистка. — Одни пишут, что недавний всплеск самоубийств коснулся отстающих школьников, а другие указывают, что это были, как раз наоборот, одарённые дети…
— Что интересно, и то, и другое верно, — оживлённо подхватил мужской баритон. — Но особо хотелось бы отметить жертв насилия…
Клавдия приоткрыла дверь и сразу же поняла, что этого делать не стоило. Накрашенная девица продолжала щебетать, зажав между неровными ногтями вырванный тетрадный лист, а возле перил, за её спиной, курил круглоголовый парень в кожаной куртке с поднятым воротником. Он курил и сплёвывал вниз, в пролёт. Клавдия его не сразу узнала, это был новенький, классом младше, кажется, его имя…
Тут парень повернул к ней изъеденное прыщами пустое лицо и ухмыльнулся. Клавдия успела запомнить, что лицо его было именно пустым, как погасший монитор. То есть на нём, вне всякого сомнения, имелся нос, рот и глаза, но выглядели они точно грубая чеканка на потёртом бронзовом щите.
— Что случилось, ре… — начала она фразу, продолжая по инерции улыбаться, но тут дверь с бешеной силой вырвали у неё из рук, а в следующий миг прямо перед ней оказались ещё две такие же пустые рожи, до того прятавшиеся за дверью.
Клавдию ударили дважды — в лицо и в солнечное сплетение, но осознала она это несколько позже, когда пришла в себя на полу. Затылок разрывался, будто в одно и то же место молотили деревянной киянкой, перед глазами неторопливо рассеивалась мутная пелена. Кровь хлестала из разбитого носа, заливая блузку и ковёр, а ещё очень хотелось подтянуть колени к подбородку и откашляться. Но подвигать ногами ей не позволили. Кто-то наступил ей на колено, а второе колено она почему-то не чувствовала. Молодые люди с пустыми расцарапанными рожами стояли вокруг, кто-то деловито связывал ей руки скотчем. Как ни странно, но Клавдию больше всего поразил не сам факт нападения, а поведение девицы. Как там её… Мирка, кажется…
Девушка невозмутимо перебирала косметику своей учительницы на трюмо, перевернула туда же, в общую кучу, содержимое сумочки, крутила попой под музыку, писком доносившуюся из её наушников. Входную дверь захлопнули, в кухне всё так же бурчал телевизор и всё так же упоительно пахло запекаемой птицей.
— Ну что, манда, потрындим о литературе? — Дим Росси наклонился и неторопливо дважды ударил её в лицо. — Эй, Киса, уродец, вруби погромче!
— Нах, — беззлобно отозвался Киса. — Тебе надо, сам и врубай…
И тогда Клавдия поверила.
Это была не шутка. Они действительно ворвались дикой сворой в её дом и собираются, бог знает что учудить. Она узнала их. Дим Росси, Боб Илинеску и этот…
— Что вам надо? — собрав силы, по возможности грозно, выкрикнула она. — Сейчас придёт мой муж, немедленно убирайтесь!
Кровь из носа у неё уже не шла, но плотной коркой залепила ноздри и мешала дышать.
— Ой, боюсь, бою-юсь… — насмешливо протянул Росси. — Боб, ты видел её мужа? Он очень большой?
Клавдия отважилась приподнять голову. Кажется, ей выбили зуб, во рту было кисло, и слева распухло. Этот мерзавец, этот прыщавый школяр сидел на её стуле в уличных ботинках! И по всему ковру наоставлял следов!
— Какой там муж? — загоготал из кухни Илинеску. — Мирка видала её в театре. Ходит с каким-то старым пидаром из музыкального училища. Он ей на скрипочке играл…
— А ещё у него глаз дёргается, — добавила Мирка из прихожей. Она как раз закончила наносить себе новый лак, самый дорогой из запасов Клавдии, и любовалась проделанной работой. На шее Мирки висели сразу четыре нитки самых разных бус. Там были кораллы, янтарь, стекло от Сваровского и редкое кожаное ожерелье с монетами, ручного цыганского плетения.
