Так что, приехав в отель Палермо, Томас решил, что и здесь они не задержатся надолго, и принялся за свое с удвоенной силой. Но потом Гвен пришла как-то ночью и сказала, что, скорее всего, они останутся и он пойдет в школу. Так что ему спешно пришлось налаживать со всеми отношения. Поэтому он и подошел сегодня к этой чокнутой парочке. Следил за ними, портил им жизнь, мучил их кошку, а сегодня проснулся и решил, что нужно как-то собраться с духом и попросить у них прощения. Хотя бы за кошку. Он планировал это все утро и весь день, убеждал себя, что это несложно, что нужно лишь начать, но когда осмелился подойти, когда заглянул им в глаза…
Томас поежился, соскочил с дивана и побежал проверять, закрыта ли дверь. Черная дверь. Томас вздрогнул, отдернул руку, словно дверная ручка была докрасна раскалена, попятился назад. «Что это? Это сон? Я сплю?» Он огляделся. Нет, кажется, это был не сон. Во сне все было черным. Во сне он не чувствовал своего тела, не слышал звуков. А здесь все было иначе. Даже телевизор работал, выдавая давно охрипшими динамиками крики какой-то девушки. «Значит, не сплю». Томас начал дышать. «Значит, это не сон».
Он вернулся на диван, но фильм ужасов, который он смотрел, перестал казаться страшным. Можно было попробовать выключить свет, но Томас боялся, что так он точно заснет и не дождется Гвен. Девушка на экране снова закричала. Выбравшееся из морской бездны чудовище протянуло через окно к ней свои щупальца. Томас устало зевнул. «Нет, бесплатное кабельное телевидение – это, несомненно, плюс, – решил он не без грусти. – Но если можно остаться и больше никуда не переезжать, то я готов жить и без кабельного телевидения». Девушка на экране закричала, зазвенели разбившиеся окна.
Томас зевнул, положил голову на спинку дивана. Веки стали тяжелыми. «Я не засну, – попытался он убедить себя. – Я просто так полежу, пока не придет Гвен или пока голова не станет снова легкой, как это бывает утром». Томас закрыл глаза, почувствовал, что засыпает, вскочил на диване, затряс головой, старательно вглядываясь в экран, просидел так пару минут и снова начал клониться набок.
Когда Гвен наконец-то пришла, он уже крепко спал. Электронные часы показывали половину двенадцатого. По телевизору транслировали документальный фильм о безумных мотоциклистах, которые сначала прыгали на мотоциклах через дюны и скалы, а затем наперебой хвастались друг перед другом, у кого из них больше всего переломов и шрамов.
Гвен осторожно села на диван, чтобы не разбудить брата, и какое-то время бездумно смотрела на экран, слушая рев мотоциклов и смех безумных гонщиков, затем подумала: «На кой черт я это смотрю?» – и выключила телевизор.
– Я все-таки дождался тебя, – сонно сказал Томас, открывая слипающиеся глаза.
– Спи, – бросила ему Гвен, укрывая одеялом.
– Не могу, – Томас зевнул и начал рассказывать о своем сне. – Ты ведь знаешь, что я боюсь его.
– Знаю, – Гвен потрепала его за волосы. – Но теперь я здесь, так что спи.
– А ты разбудишь меня, если увидишь, что мне страшно?
– Конечно, разбужу, – заверила она, хотя с трудом представляла, как сможет понять, что он боится во сне.
«Главное, что Томас верит в это», – подумала она, однако сомнения и тревоги все равно остались. «Ему всего шесть. Что могло его так напугать? Какой-нибудь фильм? Но разве фильмы пугают пустотой и тишиной? А эта темнота? А дверь?»
Томас заснул, но Гвен еще долго смотрела на него, словно действительно пыталась понять, что ему снится. «А что если с ним начнет происходить то же, что и с матерью?» Она попыталась прогнать эти мысли, но у нее ничего не вышло. Аппетит пропал. По дороге в отель Гвен только и могла думать, что об ужине, но теперь ей нужно было скорее пиво или таблетка успокоительного. Воспоминания, дурные предчувствия. Иногда ей даже начинало казаться, что болезнь матери может передаться не только Томасу, но и ей самой. Что они будут делать тогда? Гвен сделала себе бутерброд, заставила себя поесть и легла спать.
Утром, она не стала будить Томаса, зашла в кафе и договорилась с Осторе, что если ее брат не придет к девяти часам завтракать, то нужно будет кого-нибудь послать к нему и напомнить о еде. Автобус до Честона опоздал на пятнадцать минут, и Гвен всю дорогу нервничала, что не успеет вовремя на работу. Парфюмерный отдел, в который ей удалось устроиться, был лучшим, что подворачивалось за последний год, и терять это место крайне не хотелось, особенно если учитывать, что здесь наконец-то удалось завести друзей. Гвен, по крайней мере, надеялась, что удалось.
