«Интересно, а как выгляжу я сам, когда делаю вид, что творю? – думаю я. – Надо будет как-нибудь глянуть на себя в зеркало, что ли…»
В этот момент, снова перепугав меня до смерти, Дон Москито громко плашмя приземляет карандаш на стол и облегчённо выдыхает.
– Готово!
Взяв раскрытую записную книжку в левую руку, а воображаемый веер в правую, он начинает декларировать:
Человека потерять, сердце рифмой бинтовать,
И страдать, страдать, страдать…
Долго чучелом ходить, сердце голодом морить,
И творить, творить, творить…
Человека отыскать, сердцем до небес достать,
И летать, летать, летать…
Прыгнуть в омут и поплыть, самого себя забыть,
И любить, любить, любить…
– Сильно, – говорю я. – Только вместо «страдать» я бы поставил «бухать».
Дон Москито гогочет детским натуральным смехом.
– Сволочь ты, Лера! Но мне всё равно, главное, на сегодня я свободен!
– Что значит, свободен?
Вместо ответа Дон Москито показывает мне несколько исписанных его мелким «бесящим» почерком листов записной книжки.
– И чего? – не понимаю я.
– Как это, чего. Норму я на сегодня выполнил, теперь можно и отдохнуть.
– Какую, извини, норму?
Мой друг не без труда засовывает орудия поэтического труда обратно в карманы.
– Понимаешь ли, Валера, – говорит он, понизив голос, – я тут заделался Саддамом Хусейном от поэзии.
– Это как?
– Ну, у него «Нефть в обмен на продовольствие», а у меня – «Поэзия в обмен на секс».
Он придвигается ко мне ближе и шепчет:
– Понимаешь, у Анюты есть один пунктик… пока я не напишу чего-нибудь, она мне… ну ты понимаешь…
– Не даёт? – так же шёпотом спрашиваю я.
Дон Москито морщится.
– Зачем же так грубо! Ну да, не даёт…
Смеюсь – как же иногда странно бывают устроены отношения полов! Одни девушки отдаются за деньги, другие из жалости, а третьи, как я только что узнал, за стихи.
Приносят вино и два бокала. Бутылку, перед собой, словно икону, несёт «половой», а высокие, больше подходящие для шампанского, бокалы – какой-то молоденький пацанчик в косоворотке.
– Каберне, – сообщает «половой».
– О! Весьма кстати. – Дон Москито буквально выхватывает у него из рук обёрнутую в салфетку тёмную бутыль и не особенно аккуратно разливает по высоким бокалам бордовое вино.
– За что пьём? – спрашиваю я.
Прежде чем ответить, Дон Москито берётся двумя пальцами за «талию» своего бокала и поднимает его на уровень глаз.
– Прекрасен страшный мир при взгляде сквозь вино! – нараспев произносит он. – Да будет же вот так всегда! In vino veritas! Ура!
– Воистину, veritas! – подхватываю я, вставая. – Ура!
Позади нас раздаются негромкие хлопки – это ряженые экскурсоводы. Прежде чем приземлиться, раскланиваемся с ними.
– А как у тебя с Татьяной? – прищурив один глаз и выгнув дугой бровь над другим, спрашивает меня чуть захмелевший Дон Москито. – Только не врать!
Вообще, я не люблю обсуждать такие вопросы даже с близкими друзьями, но, как говорил один симпатичный до оторопи кинематографический людоед: «Qwi pro qwo», что на язык родных осин можно перевести как: «Откровенность за откровенность». Кроме того, терпкое лекарство от меланхолии уже начало делать своё чёрное дело. По этим двум причинам я почти с лёгкостью выдаю то, что портило мне настроение весь вчерашний день и сегодняшнее утро.
– Мы позавчера первый раз за время нашего знакомства поругались, – говорю я. – вернее, не поругались, а поссорились.
У друга на лице появляется озабоченность:
– Из-за чего?
– Не поверишь, из-за литературы. Мы собирались в гости к её друзьям, и она попросила меня купить подарки: бутылку вина на стол и книгу некого писателя Акунина, о котором я до этого момента ни разу не слышал.
Дон Москито поднимает к сводчатому потолку худые длинные руки, ещё раз демонстрируя мне «поэтические» запонки.
– Ты не слышал, кто такой Акунин?
– Представь себе, не слышал!
Руки с грохотом обрушиваются на стол.
– Как такое возможно! Его же сейчас вся Москва читает!
– Ты будешь корчить из себя Веру Холодную, или слушать?
Дон Москито принимает нормальный вид:
– Извини. Что было дальше?
Я продолжаю:
– Ну, прихожу я в «Библио Глобус», спрашиваю: «Где тут у вас модный писатель Акунин?» А продавщица мне и говорит: «Никакого Акунина у нас нет. Может, вам нужен Кунин, это он самый модный писатель»
