– Спасибо и на этом, – кланяюсь я.
С кряхтением он поднимается с лавки. Не спеша отряхивается и поправляет на плече сумку, из которой торчит пакет с баранками.
– Ну, мне, наверное, пора. У меня ещё сегодня встреча. Вы меня понимаете…
Я тоже встаю:
– Тогда удачи.
Михаил крепко пожимает мою ладонь:
– Да, в моём возрасте это важно! Спасибо.
Внезапно он меняется в лице, становясь невероятно серьёзным.
– Да, забыл сказать, – озабоченным шёпотом произносит он, – есть ещё один способ разобраться с двумя женщинами…
– Я весь внимание…
– Завести третью!
Я замечаю, что вокруг ощутимо прибавилось народу, когда кончается последняя банка – молодые люди и девушки, вооружённые пивом и чипсами, облепили всё пригодные для сидения места – лавочки, парапеты фонтана и даже бордюры. Меня пронизывает желание прибиться к одной из таких компаний и провести с ними остаток вечера; поехать с ними хрен знает куда, куролесить там до утра, заиметь приключений на свою задницу, но счастливо из них выпутаться и вернуться домой целым и невредимым…
«Это всё тоска по уходящей юности, – слышу я в голове собственный голос, – острее всего такое чувствуешь, когда пьяный».
Решение взять ещё приходит само собой, и не встречает сопротивления со стороны ограничительных механизмов рассудка.
Путь до дома практически не откладывается в памяти. Я даже не могу с уверенностью сказать, на каком именно виде транспорта мне удалось выбраться из столицы. Скорее всего, это была маршрутка, поскольку так меньше вероятность встретиться с жадными до денег и насилия представителями власти. Освещающая прошедшие события лампочка сознания включается лишь в тот момент, когда я, не очень твёрдо держась на курсе, прохожу мимо круглосуточной аптеки. Страдающий нервным тиком вечнозелёный крест рождает в моём пьяном мозгу мысль о том, что если я не выпью на ночь «чёрного золота», то есть активированного угля, утро моё будет страшным. Проверив карманы на предмет мелочи, сворачиваю с курса на зелёный маяк.
Около ночного окна, сделанного по принципу тюремного «телевизора», очередь. Первым стоит худющий патлатый парень в джинсовке с трясущимися руками. Ему нужны два «инсулиновых» шприца. Естественно. Получив желаемое, клиент отваливает. Второй к окошку подходит коротконогая девица в красной кожаной юбке с молнией на всю длину. Этой среди ночи понадобились презервативы, что тоже естественно. Из «телевизора» появляется длинный шуршащий патронташ, который незамедлительно исчезает в красной лакированной сумочке. При ближайшем рассмотрении оказавшаяся страшной, как моё предполагаемое завтрашнее утро, гетера отходит от цели и скрывается в ожидавшем её неподалёку автомобиле «Жигули» девятой модели с наглухо затонированными окнами.
– Упаковку активированного угля, пожалуйста, – говорю я в «телевизор», из которого на меня взирает строгая провизорша в очках.
– Что, простите? – не понимает она.
– Угля, активированного, пожалуйста, – чуть громче повторяю я, – упаковку.
Лицо провизорши заметно добреет. Видимо, в сравнении с двумя предыдущими покупателями я для неё – просто ангел.
– Девятнадцать рублей с вас, молодой человек, – грудным голосом произносит она, – и пусть ваше утро будет добрым.
– Искренне на это надеюсь, – отвечаю я, отсчитывая мелочь, – и большое вам человеческое спасибо.
Захожу в тёмный подъезд. Привычно бросив взгляд на почтовый ящик (пусто), поднимаюсь к себе на этаж и рядом со своей дверью обнаруживаю сидящую на трёхногой табуретке, которую за каким-то лядом выставил сосед, Светку.
– Хорош… – говорит она, поднимаясь и оправляя ладонями юбку.
Подхожу ближе. Потом ещё. Правда, Светка. Живая, настоящая. Осторожно протягиваю ей ключи:
– Если ты не алкогольная галлюцинация, открой, пожалуйста, дверь.
Светка со смешком берёт у меня из рук связку ключей:
– Даже не знаю, что в тебе мне нравилось больше – чувство юмора или… Какой ключ?
– Ж-жёлтый…
Знакомо щёлкает замок, скрипучая дверь медленно открывается в темноту. Сетка делает уверенный шаг внутрь. Включает свет, оборачивается.
– Чего замер, заходи.
Осторожно вхожу. Закрываю за собой дверь. В тесной прихожей мы оказываемся совсем близко. Глаза в глаза. Пьяный мозг фиксирует то, что она почти совсем не изменилась: такая же, как тогда. Даже причёска прежняя – «каре на ножке», как я люблю. От внезапно нахлынувших чувств делаю неуклюжую попытку её обнять.
