За предсессионными хлопотами я не заметила, как наступило лето. Каникулы мне хотелось использовать на полную катушку, чтобы заработать побольше денег. Нужно купить новые сапоги, да и маму с папой порадовать подарками. Я по-прежнему играла роль счастливой семейной женщины. Не хотелось услышать от мамы сакраментальное: «Ну вот, я же говорила…» А еще не хотелось жалости.
* * *
И вот снова наступил сентябрь. Все те же золотые тополя, пронзительно-чистый свежий воздух, легкие, свободно парящие паутинки. Бабье лето. В последние дни времени было в обрез, и часто наши с Шукером утренние прогулки заканчивались на ближайшем пустыре. Но сегодня ноги сами потащили меня в парк. Не знаю, почему я вдруг села на ту самую скамейку, где год назад Олег обучал меня магии листопада. Я смотрела на деревья и вдруг почувствовала приближение того самого состояния полета, которого не испытывала уже очень давно. Неуверенно приподнявшись над скамейкой, я сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее полетела над парком. Свежий воздух до отказа наполнил легкие, казалось, еще мгновение - и они лопнут. Сердце бешено колотилось. Волосы растрепались. Ветер бил по щекам, куртка развевалась за плечами ярко-алыми крыльями. Шукер снизу смотрел на меня с одобряющей улыбкой. Да-да, он улыбался всей своей добродушной собачьей мордой. В голове, как круги по воде, возникли и разбежались слова Олега: «Запомни, в нашей жизни ничего не бывает просто».
Вечером я, как обычно, сидела на кассе. Руки машинально подносили к сканеру покупки из корзинки позднего покупателя. Лицо так же машинально улыбалось. «Надо же, корм для собак, Шукер такой любит», - подумала я. Следующая покупка поставила меня в тупик - букет желтых хризантем. Такого товара в магазине не было. Я подняла глаза - передо мной стоял Олег. Бледный, заметно похудевший. Сильно отросшие волосы стянуты в хвост. И только глаза все те же - блестящие, карие, насмешливые.
- Олег… - только и смогла вымолвить я.
Сердце рвалось ввысь, я уже чувствовала знакомый трепет во всем теле. Что-то подсказывало: в этот раз я отправлюсь в полет не одна…
Екатерина Барсова
Портрет на фоне Вавилонской башни
И сразу ветер знакомый и сладкий,
И за мостом летит на меня
Всадника длань в железной перчатке
И два копыта его коня.
Николай Гумилев «Заблудившийся трамвай»
- Нынче ветрено и волны с перехлестом… - шептала она, глядя на темно-синюю воду Невы, вид которой успокаивал.
Волн с перехлестом не было, но ветер дул сильный, то и дело норовил сбить с ног или швырнуть в лицо горсть обжигающе-холодного воздуха. Она увертывалась от ветра, утыкаясь носом в воротник куртки, но все равно шла вперед, хотя благоразумнее было бы свернуть с этого прямого пути и пройти между домами, где не было ледяных порывов, а дождь моросил мельче и тише.
Анна шла к воде, где нужно было спуститься на несколько ступенек вниз, и тогда темно-серая рябь колыхалась почти у самых ног. Стояли сумерки, при этом небо было светлее воды - она не была в Питере лет пятнадцать и сейчас приехала в студеном пронизывающем ноябре, потому что нужно было познакомиться с одним человеком, выступающим на конференции в Институте русской литературы, именуемом в обиходе Пушкинским Домом.
Поездка была краткой, спонтанной и необязательной. В ранг дел, принятых к исполнению, она внесла ее сама, недолго думая, потому что понимала: такие шансы выпадают нечасто.
На этой конференции должен был выступать один профессор из Италии, из тех русских, которые уже невольно переняли лоск страны проживания, отчего внешне родного аборигена было не признать, и только мелкие детали выдавали в человеке российскую закваску. К профессору у нее было одно дело, не терпящее отлагательств.
Остановилась она у женщины, с которой познакомилась самым тривиальным способом - через социальные сети. Они сразу почувствовали - пусть и в пространстве лайков, значков, подмигиваний, многозначительных и кратких комментариев - симпатию друг к другу, которая вскоре подкрепилась приглашением приехать в Питер и остановиться не в гостинице, а в предложенной квартире.
