Я убрал бутылку, подошел к раковине, чтобы сполоснуть стакан. Сделав это, я вымыл руки, окунул лицо в холодную воду, потом посмотрел на него в зеркало. Краснота сошла с левой щеки, но она немного вспухла. Не очень сильно, но достаточно, чтобы я опять весь напрягся. Я причесал волосы щеткой, посмотрел на седину в них. Ее становилось все больше. Лицо выглядело больным. Мне это лицо совсем не понравилось.
Я вернулся к столу и перечитал записку мисс Фромсетт. Разгладил ее на стеклянной подложке, понюхал, еще немного разгладил, сложил и спрятал в карман пиджака.
Посидел очень тихо, слушая, как успокаивается вечер за открытыми окнами. И очень медленно успокоился тоже.
Россмор-Армз — понурое нагромождение темно-красного кирпича, возведенное вокруг огромного переднего двора. Отделанный плюшем холл, а в нем тишина, растения в бочках, унылая канарейка в клетке размерами с собачью будку, запах застарелой ковровой пыли и неистребимый аромат гардений из давно прошедших времен.
Грейсоны жили на пятом этаже северного крыла, с окнами на передний двор. Они сидели вдвоем в комнате, которая, казалось, умышленно устарела на двадцать лет. В ней была тучная, слишком туго набитая мягкая мебель, латунные дверные ручки яйцевидной формы, огромное зеркало в позолоченной раме, стол с мраморной столешницей перед окном и темно-красные плюшевые портьеры по краям окон. Воздух, пропахший табачным дымом, подсказывал мне, что сегодня на обед у них были бараньи отбивные с капустой брокколи.
Жена у Грейсона — пухлая женщина, возможно, когда-то у нее были большие младенчески-голубые глаза. Теперь они выцвели, потускнели за очками и слегка выступают из орбит. У нее седые курчавые волосы. Она сидит и штопает носки, скрестив лодыжки, ноги едва-едва достигают пола, на коленях у нее большая плетеная корзина для шитья.
Сам Грейсон — длинный сутулый мужчина с высокими плечами, щетинистыми бровями, желтым цветом лица и почти без подбородка. Верхняя часть его лица выражала деловитость, нижняя — отрешенность заката жизни. Сквозь двухфокусные очки он раздраженно штудировал вечернюю газету. Я разыскал его в городском справочнике, он был дипломированный бухгалтер-ревизор, и это чувствовалось во всем. Даже сейчас его пальцы были в чернилах, а из кармашка расстегнутой жилетки торчали четыре карандаша.
Он внимательно прочел мою визитку в седьмой раз, осмотрел меня с ног до головы и медленно спросил:
— По какому поводу вы хотели встретиться с нами, мистер Марлоу?
— Меня интересует человек по имени Лейвери. Он живет через дорогу от дома доктора Элмора. Ваша дочь была женой доктора Элмора. Лейвери — тот самый человек, который нашел вашу дочь той ночью, когда она… умерла.
Они дружно сделали стойку, как охотничьи собаки, когда я намеренно заколебался на последнем слове. Грейсон поглядел на жену, та покачала головой.
— Мы не хотим говорить об этом, — тут же сказал Грейсон. — Для нас это слишком болезненная тема.
Вместе с ними я помолчал со скорбным видом, потом сказал:
— Я вас не порицаю и не хочу хитрить с вами. Но мне хотелось бы связаться с человеком, которого вы наняли, чтобы расследовать это дело.
Они опять обменялись взглядами. На этот раз миссис Грейсон не подавала знаков.
— Зачем? — спросил Грейсон.
— Пожалуй, мне лучше ввести вас в курс моего нынешнего дела.
Я рассказал им о поручении Кингсли, не упоминая его имени. Рассказал про вчерашний инцидент с Дегармо перед домом Элмора. Тут они опять насторожили уши.
Грейсон резко спросил:
— Вы хотите сказать, что не были знакомы с доктором Элмором, не вступали с ним в какой-либо контакт, и тем не менее он вызвал полицейского, потому что вы стояли перед его домом?
— Совершенно верно, — ответил я. — Правда, я стоял перед его домом не меньше часа. То есть, не я, а мой автомобиль.
— Это очень странно, — сказал Грейсон.
— Должен сказать, это очень нервный человек, — сказал я. — И Дегармо спросил, не наняли ли меня ее родители, — имея в виду родителей вашей дочери. Похоже на то, что он все еще не чувствует себя в безопасности, вы не считаете?
— В безопасности перед чем?
