— Если и так, — сказал я, — мое дело, насколько мне известно, не имеет к утонувшей никакого отношения.
— Вы стопроцентно в этом уверены?
— Пока дело не закрыто, никогда нельзя быть уверенным на сто процентов, какие у него могут быть ответвления, не так ли?
— Это верно. — Он опять, как робкий ковбой, стал водить пальцем по полям шляпы. Но в глазах у него робости не было ни на понюшку табака. — Хотелось бы быть уверенным, что вы поставите нас в известность, если эти самые ответвления соприкоснутся с делом об утопленнице.
— Надеюсь, вы можете положиться на это, — сказал я.
Он оттопырил языком свою нижнюю губу.
— Нам бы хотелось чего-нибудь более вещественного, чем надежда. В данный момент вы ничего не хотите нам сообщить?
— В данный момент я не знаю ничего, чего не знал бы Пэттон.
— Кто он такой?
— Констебль в Пума-Пойнте.
Худощавый серьезный человек снисходительно улыбнулся, хрустнул суставом пальца и, помолчав, сказал:
— По-видимому, окружной прокурор в Сан-Бернардино захочет побеседовать с вами — еще до дознания. Но это будет не скоро. Сейчас они пытаются получить отпечатки ее пальцев. Мы предоставили им специалиста.
— Это будет нелегко. Тело в очень плохом состоянии.
— Так всегда делается, — сказал он. — В Нью-Йорке — у них там то и дело вылавливают всплывшие трупы — разработали свою систему. Они срезают с пальцев участки кожи, отвержают их в дубильном растворе и делают оттиски. Как правило, получается неплохо.
— Вы думаете, за этой женщиной что-нибудь числится?
— Ну, мы всегда снимаем отпечатки у трупа, — сказал он. — Вам это должно быть известно.
— Я не знал эту даму, — сказал я. — Если вы думаете, что я ее знал и потому приехал туда, то вы заблуждаетесь.
— Однако вы не хотите сказать, почему вы туда поехали, — не отступался он.
— Значит, вы думаете, что я вас обманываю, — сказал я.
Он повертел свою шляпу на костлявом указательном пальце.
— Вы меня неправильно поняли, мистер Марлоу. Мы вообще ничего не думаем. Наше дело расследовать и выяснять обстоятельства. Такова установившаяся практика. Вам это должно быть известно, опыта у вас достаточно. — Он поднялся и надел шляпу. — Если вам нужно будет выезжать из города, обязательно постарайтесь известить меня. Буду вам очень признателен.
Я сказал, что постараюсь обязательно, и проводил его до двери. Он вышел с легким кивком и печальной полуулыбкой. Я наблюдал, как он устало прошествовал по коридору и нажал на кнопку лифта.
Я вернулся в кухоньку посмотреть, не осталось ли еще кофе. Осталось две трети чашки. Я добавил сливки и сахар и перенес чашку к телефону. Набрал номер центрального городского управления полиции и попросил соединить меня с лейтенантом Флойдом Греером из сыскного бюро.
Чей-то картавый голос сказал:
— Лейтенанта Греера нет в офисе. Никто другой вас не устроит?
— Де Сото на месте?
— Кто-кто?
Я повторил фамилию.
— Какое у него звание, отдел?
— Сыщик в штатском, что-то в этом роде.
— Не кладите трубку.
Я подождал. Спустя недолгое время картавый голос ожил в трубке:
Что это еще за шутки? В наших списках нет никакого Де Сото. Кто у телефона?
Я повесил трубку, допил кофе и набрал номер конторы Дерека Кингсли. Любезно-прохладная мисс Фромсетт сказала, что мистер Кингсли только что вошел, и безропотно соединила меня с ним.
— Ну как? — громко произнес он, модель: энергичный деловой человек на пороге нового дня. — Что вы выяснили в гостинице?
— Так и есть, она была там. И там с ней встретился Лейвери. Бой, который снабдил меня информацией, сам повел речь о Лейвери, без подсказки с моей стороны. Они обедали вдвоем и вместе поехали в такси на вокзал.
— Что ж, мне бы следовало догадаться, что он врет, — медленно сказал Кингсли. — Мне показалось, он удивился, когда я сказал ему про телеграмму из Эль-Пасо, — и я придал слишком большой вес этому впечатлению. Еще что-нибудь?
— Да, но из другой оперы. Сегодня утром ко мне наведался полицейский, посмотреть, что я за птица, — они всегда так делают — и предупредить, чтобы я не покидал город без его ведома. Пытался выяснить, зачем я ездил в Пума-Пойнт. Я не стал ему объяснять. А так как он даже не подозревал о существовании Пэттона, очевидно, что Пэттон не болтал лишнего.
