— Считайте, вам повезло, что вы получили хоть такой. Этот город прямо-таки трещит по швам.
— Принесите нам имбирного ситро, стаканы и лед, — сказал я.
— Нам?
— Если вы, конечно, пьете.
— Пожалуй, в такую поздноту можно себе позволить.
Он вышел. Я снял пиджак, галстук, рубашку, майку и прошелся по теплому сквозняку от открытой двери. Сквозняк попахивал горячим железом. Я боком протиснулся в ванную комнату — это было предусмотрено архитектором — и ополоснулся холодной водой. Я начал дышать чуть посвободнее, когда долговязый флегматичный бой вернулся с подносом. Он запер дверь, а я достал бутылку ржаного виски. Он разлил виски и ситро по стаканам, мы обменялись привычными неискренними улыбками поверх стаканов и выпили. Пот потек у меня с шеи вниз по хребту и был на полпути к моим носкам прежде, чем я успел поставить стакан — и все же я почувствовал себя лучше. Я сел на кровать и посмотрел на боя.
— Сколько времени вы можете здесь побыть?
— На какой предмет?
— На предмет освежения памяти.
— По этой части я не силен, — сказал он.
— Я люблю тратить лишние деньги, — сказал я, — на свой оригинальный лад.
Я отлепил бумажник от нижней части своей спины и разложил по кровати долларовые бумажки. Вид у них тоже был усталый.
— Прошу прощения, — сказал бой, — но вы, наверное, фараон.
— Не валяйте дурака, — сказал я. — Где это вы видали фараона, который раскладывает пасьянс из собственных денег? Можете называть меня исследователем.
— Уже интересно, — сказал он. — Зелененький цвет этих бумажек действительно освежает мою память.
Я вручил ему одну бумажку:
— Попробуйте-ка эту. Кстати, могу я называть вас «Большой Техасец Из Хьюстона»?
— Из Амарилло, — сказал он. — Хотя это не играет роли. Как вам нравится мой тягучий техасский акцент? Меня от него тошнит, но клиентам нравится.
— Продолжайте в том же духе, — посоветовал я. — Хотя сомневаюсь, что ради него они станут осыпать вас долларами.
Он ухмыльнулся и сунул аккуратно сложенный доллар в часовой кармашек своих брюк.
— Что вы делали в пятницу, двенадцатого июня? — спросил я его. — Под вечер или вечером. В пятницу.
Не вынимая жвачку изо рта, он потягивал напиток из стакана, осторожно гонял кусочки льда по кругу и думал.
— Я был здесь, как раз заступил в смену с шести до двенадцати, — сказал он наконец.
— Итак, женщина, стройная, симпатичная, блондинка, приехала сюда и оставалась до ночного поезда на Эль-Пасо. Думаю, она уехала этим поездом, потому что в воскресенье утром она уже была в Эль-Пасо. Сюда она приехала в «паккарде-клиппере», зарегистрированном на имя Кристэл Грейс Кингсли, Беверли-Хиллз, Карсон-Драйв, 965. Она могла зарегистрироваться в гостинице под этим именем, или под каким-нибудь другим, или вообще не регистрироваться. Ее машина до сих пор стоит в гараже гостиницы. Я бы хотел поговорить с боями, которые встречали и провожали ее. За это полагается еще один доллар — только за обдумывание этого вопроса.
Я отделил еще один доллар от своей экспозиции, и он скрылся в его кармане, шурша, как две дерущиеся гусеницы.
— Могу выяснить, — спокойно сказал бой.
Он поставил свой стакан и вышел, закрыв дверь. Я прикончил свою порцию и приготовил вторую. Потом проник в ванную и плеснул немного теплой воды на свой мужественный торс. В это время звякнул телефон на стене, и я втиснулся в миниатюрное пространство между дверью ванной и кроватью, чтобы снять трубку.
Голос с техасским акцентом произнес:
— На приеме гостей тогда был Сонни. Его призвали в армию на той неделе. Другой парень, мы его зовем Лес, дежурил, когда она съезжала. Он здесь.
— Отлично. Запускайте его ко мне, ладно?
Я приканчивал второй стакан и подумывал насчет третьего, когда раздался стук, и я открыл дверь маленькой зеленоглазой крысе с поджатым женственным ротиком.
Он вошел танцующей походкой и остановился, глядя на меня с ухмылочкой.
— Выпьете?
— Могу, — холодно сказал он, щедро налил себе виски, добавил символическое количество ситро, одним долгим глотком опорожнил стакан, сунул сигарету в свой ротик-гузочку и зажег спичку на полпути из кармана. Выдохнул дым и продолжал глазеть на меня. Уголком глаза зафиксировал деньги на кровати. Над карманом его рубашки вместо номера было вышито: «Старший».