Я опять перевел взгляд на дом доктора Элмора, лениво соображая, знает ли он Лейвери и насколько хорошо. Наверное знает, ведь они здесь единственные соседи. Впрочем, Элмор все равно ничего мне о нем не расскажет — на то он и врач.
Между тем портьеры, до сих пор лишь слегка разведенные, разошлись до отказа.
Средняя из трех створок окна, которое они закрывали, не была затянута тюлем. Там стоял доктор Элмор и, нахмурив свое худое лицо, упорно глядел на меня через дорогу. Я вытряхнул в окно пепельницу — он резко отвернулся и сел за стол. Его саквояж стоял прямо перед ним. Доктор сидел неподвижно, только пальцы барабанили по столу радом с саквояжем. Потянулся к телефону. Дотянувшись, тут же отдернул руку. Закурил, яростно затряс спичкой, шагнул к окну и опять уставился на меня.
Если это и было любопытно, то только потому, что это был доктор. Доктора, как правило, самые нелюбопытные люди. В первые же годы своей врачебной практики они узнают столько тайн, что им хватает этого добра на всю оставшуюся жизнь. Кажется, я чем-то заинтересовал доктора Элмора. И не просто заинтересовал, а встревожил.
Я уже протянул было руку, чтобы включить зажигание, но тут парадная дверь Лейвери отворилась — я убрал руку и опять откинулся на сиденье. Лейвери бодро поднялся по дорожке от своего дома, бросил беглый взгляд вдоль улицы и направился к своему гаражу. Одет он был все так же, через руку были перекинуты махровое полотенце и коврик. Я услышал, как поднялась гаражная дверь, хлопнула дверца автомобиля, заскрежетало сцепление, закашлял двигатель. Вот он выбрался задним ходом вверх по крутому въезду на улицу, фыркая белым дымом из выхлопной трубы, — шустрый голубой автомобильчик с откинутым верхом, из которого торчала голова Лейвери с приглаженными темными волосами, в пижонских солнечных очках с очень, широкими белыми дужками. Автомобильчик припустил вниз по улице и, вильнув кормой, свернул за угол.
Тут для меня никаких загадок не было. Мистер Кристофер Лейвери отбыл на берега бескрайнего Тихого океана, чтобы полежать на солнышке, демонстрируя девицам свои многообещающие и вполне доступные мужские достоинства.
Я вновь сосредоточил свое внимание на докторе Элморе. На этот раз он сидел, прижав к уху телефонную трубку, курил и молча ждал. Вот он наклонился вперед (все мы так делаем, когда в трубке опять раздается голос собеседника), выслушал, положил трубку и что-то записал в лежащем перед ним блокноте. Затем на столе появилась массивная книга в желтом переплете. Он распахнул ее где-то посредине, бросив быстрый взгляд на мой «крайслер».
Найдя нужное место, он склонился над книгой, и торопливые клубочки дыма поднялись в воздух над ее страницами. Он еще что-то записал, отложил книгу и снова сгреб телефон. Набрав номер, подождал, затем быстро заговорил, бодая воздух головой и выписывая вензеля сигаретой.
Закончив разговор, он повесил трубку, после чего откинулся назад и, упершись взглядом в стол, но не забывая поглядывать в окно каждые полминуты, погрузился в раздумья. Он чего-то ждал, и я, сам не зная почему, ждал вместе с ним. Доктора названивают по телефону, разговаривают с массой людей. Доктора выглядывают из окон на улицу, доктора хмурятся, доктора нервничают, доктора тревожатся и не скрывают раздражения. Доктора тоже люди, рожденные для страданий, их жизнь, как и наша, проходит в долгой, упорной борьбе.
Но в том, как держал себя именно этот доктор, было нечто интригующее. Я посмотрел на часы, решил, что пора бы перекусить чего-нибудь, закурил очередную сигарету и не тронулся с места.
Прошло минут пять. Из-за угла вылетел и пронесся по улочке зеленый седан. Он причалил к тротуару прямо перед домом доктора Элмора, и высокий хлыст его антенны завибрировал. Из машины выбрался высокий мужчина со светлыми, как бы припорошенными пылью волосами, и нашагал к парадной двери доктора Элмора. Он позвонил и нагнулся, чтобы зажечь о порог спичку. Повернув голову, мужчина пристально посмотрел именно в ту точку, где сидел в машине я.
Дверь отворилась, и он вошел в дом. Невидимая рука затянула портьеры, и кабинет доктора Элмора скрылся с моих глаз. Я сидел, разглядывая выгоревшую изнанку портьер. Опять поползло время.
