— А я помню ее. Она была на столике, когда я звонил.
— Стряхни пепел на пол. Какая тебе разница?
Чиггер медленно подошел ко мне, улыбаясь своей жуткой гримасой убийцы, остановился от меня в полутора метра, глубоко затянулся и выдохнул дым мне в лицо.
— Это твоя очередная шутка, хитрец?
Он посмотрел на Риту и вновь обратился ко мне.
— Послушай, у меня нет времени решать твои загадки. Где пепельница?
— Что ты привязался ко мне с этой пепельницей? — разозлился я. — Сел бы лучше, не то мельтешишь перед носом!
Я надеялся разозлить его, чтобы он бросился на меня; тогда ему придется повернуться спиной к Рите...
Но на этот раз он не попался... Крепко сжимая в руке пистолет, бандит прошелся несколько раз по комнате, потом остановился и приказал:
— Апплегард, зашторь окно!
Я колебался. Если он найдет пепельницу, то в припадке ярости может прикончить нас. Его вид не предвещал ничего хорошего.
— Апплегард! — категорически повторил он. — Зашторь окно!
Я поднялся, но прежде чем потянуть за шнур, выглянул в окно.
— Что случилось? — нетерпеливо воскликнул бандит.
— Интересно... Почему этот парень все еще сидит там? Ведь он должен был оставить деньги и уйти...
— Не твое дело! Выполняй, что тебе говорят! Я пожал плечами и зашторил окно.
Чиггер включил свет, и все мы прищурились, пока глаза привыкали к яркому свету. Гангстер стоял у столика и шарил глазами по комнате. Потом, не сводя с меня пистолета, нагнулся и заглянул под кровать. Не найдя пепельницы и там, он свирепо взглянул на нас.
— Можно, в конце концов, узнать, что все это значит? Что за сцена из-за какой-то пепельницы? — с наивным видом спросил я.
— Пепельница большая и тяжелая, — проворчал Чиггер. — Тяжелая, — повторил он. — Такой пепельницей можно расколотить любую голову.
Чиггер замолчал и перевел пистолет на Риту:
— А ну-ка ты, тихоня, встань с кровати!
Рита взглянула на меня, будто спрашивая совета.
— Делай, как он говорит, — сказал я, ибо другого выхода не было.
Рита пронзила бандита ненавидящим взглядом, достала из-под одеяла пепельницу и бросила» ее на кровать.
Чиггер взял пепельницу, прикинул ее на вес.
— И вы, мадам, вполне могли бы стукнуть меня по макушке этой пепельницей...
— С удовольствием! — отрезала Рита.
Я испугался, что бандит станет бить ее, и приготовился вмешаться, но Чиггер только злорадно усмехнулся и прошипел сквозь зубы:
— Подлая тварь, ты мне еще ответишь за это!
Затем бандит вернулся к окну, приказав мне погасить свет.
Наконец и Чиггер понял, что его положение тоже не из лучших. Как приклеенный, торчал он у окна, вздрагивая и оборачиваясь при каждом шорохе:
— Чего же он ждет? Почему не оставляет деньги и не уходит? — не выдержал он.
— Вероятно потому, что деньги он не принес, — ответил я. — Он просто караулит всех нас, чтобы мы не сбежали. Я говорил об этом еще час назад.
На этот раз Чиггеру возразить было нечего. Он нервно затянулся, бросил окурок на ковер, затоптал его и тут же закурил снова.
— Не могут же они так поступить? — нерешительно произнес он. На этот раз в его голосе четко слышалась нотка отчаяния; похоже, страх его усиливался, а уверенность уменьшалась.
Чиггер мне не нравился. Не нравилась его лисья мордочка, бледная, как у покойника, его нарочито модная одежда, его грубость. Он считался сильной личностью, когда держал в руке пистолет. Любой психиатр смог бы объяснить, что толкало его на преступление: он был обыкновенным психопатом, побуждаемым на убийство каким-то неконтролируемым импульсом, отсутствующим обычно у людей нормальных. Но никакие научные гипотезы не вызвали бы у меня жалости к нему, независимо от любых трагедий, повлиявших, в детстве на формирование его психики; мне было безразлично, от каких он страдал социальных бед, какие причины побудили его стать таким. Для меня он оставался грязным шакалом, убивающим за плату людей.
Но даже кровожадный хищник, попавший в капкан, вызывает невольную жалость, когда известно, что наступил его последний час.
— Пойду переговорю с этим парнем, — нерешительно сказал Чиггер. — Я скажу ему, пусть Шини не платит мне надбавку, обойдусь.
