— Это бунт, — сказал Исаев. — Заключительный аккорд той политики, которая завела общество в тупик… Безвыходность, убитые надежды — дрожжи бунта… Или революции, если проецировать Святое писание на последние столетия, начиная с Конституции Северо-Американских Штатов, кончая русской революцией. Точнее говоря, революциями…
— То есть? — Валленберг не понял. — Почему множественное число?
— Потому что их было за четверть века четыре: девятьсот пятый год, февраль, октябрь… Это революции естественные, некие термодинамические взрывы общества… Была и революция сверху, двадцать девятый год, первая в истории человечества, которую конструировали руководители страны… Ужасающий феномен, нетронутое поле для исследований ученых: меньшинство против большинства… Что же касается политики, то все Святые Благовествования — политические манифесты… Блистательная проза — верно; прозрение — да; проповедь нравственности — бесспорно, но политика присутствует в них, ибо видна тенденция… Матфей еще пытался примирить Ветхий Завет с новыми временами, он еще мог начинать с фразы: "Родословная Иисуса Христа, сына Давидова, сына Авраамова. Авраам родил Исаака, Исаак родил Иакова, Иаков родил Иуду и братьев его…” И ведь не кто-нибудь, по Матфею, а именно Ангел Господень сказал: "Иосиф, сын Давидов! Не бойся принять Марию, жену твою; ибо родившееся в ней есть от Духа Святого; родит же Сына и наречешь Ему имя: Иисус; ибо он спасет людей Своих от грехов их…" И только после этого появляется Иоанн, который крестит Иисуса…
— Верно, — Валленберг ответил не сразу. — Святой Марк вообще начинает не с Иисуса, а с Иоанна Крестителя… Интересно… Я это как-то пропустил, потому что растворялся в строках, шел за Словом, не позволяя себе обсуждать его…
Исаев подумал: "Хоть какое-то оправдание и для меня; я шел за изменениями в нашей истории, растворяя себя в них… Значит, наша Идея превратилась в религию? Так, что ли? Учитывая образование Сталина, можно допустить и такой поворот сюжета…”
— А вспомните Благовестие от Иоанна? — предложил Исаев.
Валленберг отошел наконец от стены, сел на свою койку и, закрыв глаза, продекламировал:
— Вначале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог… В нем была жизнь человеков… Был человек, посланный от Бога; имя ему Иоанн… И вот свидетельство Иоанна: когда иудеи прислали из Иерусалима священников и спросили его: кто ты? Он объявил и не отрекся, и объявил, что я не Христос… Я глас вопиющего в пустыне… И спросили его: что же ты Крестишь, если ты не Христос, не Илия, не пророк? Иоанн сказал им в ответ: "Я крещу в воде, но среди вас стоит НЕКТО, которого вы не знаете…" На другой день Иоанн видит Иисуса и говорит: вот Агнец Божий, который берет на Себя грех мира…
Исаев, следивший по тексту за той концепцией, которую Валленберг выбирал из Иоанна, отложил Библию и, презирая себя, хрустнул пальцами — ничего не мог поделать с собою, этот звук в одиночке сделался необходимым ему, словно бы свидетельствующим то, что он жив и что звон курантов не мерещится ему, а есть явь…
— Вы действительно плывете за строками, — сказал он, — вы блестяще декламируете, ни в одной церкви я не слыхал такого наполнения фраз Священного писания человеческим Духом, Верой, стоической убежденностью… Но вы все же позволяете увлекать себя потоку — пусть даже гениальному… Глядите-ка, Иоанн ни слова не говорит о предках Иисуса, во-первых, и, во-вторых, называет его тем, кто примет на себя "грех мира…”. О народе или народах нет ни слова, речь идет о мире… Это — начало притирки светских властей с Верой, ставшей необходимой человечеству, ибо владыки не знали, где найти выход из постоянных кризисных ситуаций. Позже, в послании Павла Колоссянам, он уже требует: "Смотрите, братия, чтобы кто не увлек вас философиею и пустым обольщением по преданию человеческому, по стихиям мира, а не по Христу”… Не отсюда ли надо отсчитывать идею монополии на единственную правду? Не в этом ли пассаже сокрыт будущий запрет на диспут, соревнование разных точек зрения, на мысль наконец?! Разве Павел свободен от политики, когда он обращается к пастве со словами: "Рабы, во всем повинуйтесь господам вашим во плоти, не в глазах только служа им, как человекоугодники, но в простоте сердца, боясь Бога…"
