Выйдя из здания суда, Эндрю принялся спускаться по широкой лестнице с невысокими ступеньками, гадая, чем ему предстоит заняться после того, как они разнесли в пух и прах этого вонючего вымогателя, прикрывавшего занюханным мясным рынком незаконные миллионные прибыли. Он еще не знал о роли, которую ему предстоит сыграть в расследовании Кареллы и Мейера, но надеялся, что следующим будет дело об убийстве. Параллельно Эндрю размышлял над тем, что закажет себе на обед.
Один из его любимых ресторанов располагался на боковой улочке, примыкавшей к деловому району. Подавляющее большинство юристов, которые вели дела в судах, находившихся в центре города, обедали именно там. Всякий раз появление Эндрю на пороге ресторана сопровождалось тихим гулом. Он не имел ни малейшего представления о том, что именно говорят о нем шепчущиеся между собой юристы, но пребывал в уверенности, что отзываются о нем положительно. Маллиган переступил порог ресторана и тут же увидел, как два молодых юриста прервали беседу и повернули головы в его сторону. Он даже не подал виду, что заметил их взгляды. Прославленный герой судебных процессов скромно стоял во всем своем великолепии у порога и терпеливо ждал, когда хозяйка заведения обнаружит его появление.
Это случилось практически сразу.
– Здравствуйте, мистер Маллиган, – с обеспокоенным видом проговорила она, – я и не знала, что вы нас сегодня решите навестить. Ваш столик занят.
– Неужели? – Маллиган на миллиметр приподнял брови, изобразив легкое удивление. – А что, моя секретарша вам не звонила?
– Нет, мистер Маллиган, не звонила. Простите – мне так жаль…
– Ну что ж… – промолвил Эндрю, сменив ласковый изумленно-вопрошающий взгляд на взгляд суровый и требовательный. – И как же вы предлагаете поступить в данных обстоятельствах, представляющихся мне абсолютно неприемлемыми?
Хозяйка умела разбираться во взглядах. В своей родной стране, прежде чем перебраться в Америку, ей тоже часто приходилось иметь дело с юристами, и она знала, что они везде одинаково мерзкие.
– Знаете что, мистер Маллиган, я организую вам другой столик, – сказала она, – очень хороший столик в соседнем зале. Пойдемте со мной, я о вас позабочусь.
Хозяйка начала было поворачиваться, как вдруг застыла, расплывшись в неожиданной улыбке:
– Погодите… Смотрите, они уходят. Они как раз попросили счет. Видите, мистер Маллиган? Все само собой устроилось. Если хотите, можете присесть за ваш обычный столик.
– Я вам очень признателен, – отозвался Маллиган, – благодарю.
Два джентльмена, занявшие столик, за которым обычно сидел Эндрю, расплатились, встали, закурили сигары и вышли из ресторана. Официант сменил скатерть и отодвинул стул, чтобы Маллиган сел. Опустившись на стул, Эндрю придвинулся поближе к столу и, не глядя на официанта, бросил: «Виски „Дюарс” со льдом». Расслабленно откинувшись на спинку стула, он принялся смотреть через огромное окно на улицу. Он предпочитал каждый раз занимать один и тот же столик, полагая, что так его будет легче узнавать. И этот столик ему нравился больше всего, поскольку, когда он за ним сидел, его могли узнать не только присутствующие в ресторане, но и прохожие на улице. Мимо столика прошел знакомый юрист, бросив: «Привет, Энди, как дела?» и коснулся его плеча. Маллиган улыбнулся в ответ. «Где же, черт подери, мой виски?» – подумал он. Практически тут же появился официант с бокалом.
– Мистер Маллиган, вы желаете сделать заказ прямо сейчас? – спросил официант.
– Я бы посмотрел меню, – ответил Эндрю.
Как только официант его принес, Маллиган взял в руку бокал виски, пригубил его и погрузился в чтение. Меню менялось редко. Заместитель окружного прокурора знал его практически наизусть.
В тот самый момент, когда Маллиган ломал голову над тем, стоит ли ему заказать мясо краба, обжаренное в сухарях и сыре, огромное окно рядом с его столиком вдребезги разлетелось.
Эндрю не успел среагировать на осыпавшееся водопадом стекло, поскольку пуля, разбившая его, проделала то же самое с черепом Маллигана, войдя в голову чуть ниже правого виска.
Если бы степень значимости убийства оценивалась по десятибалльной шкале, где самому громкому преступлению соответствовали бы десять баллов, а наименее важному – ноль, Бланш Леттигер получила бы ноль, Сэл Палумбо заработал бы крепкую двойку, а Энтони Форрест с Рендольфом Норденом что-то между тройкой и четверкой.