— Снял, конечно.
— Иди… Что обещал, сделаю.
Посмотрим, товарищ Блаженный.
ЗОНА. МЕДВЕДЕВ
Вроде ко всему я здесь привык, но после этого разговора долго еще не мог прийти в себя. Иному покажется: что сложного — сиди да чеши языком. Ан нет… Горький осадок от разговора остался, и сердце мое больное защемило. Вот, из-за Клячи не хватало второй инфаркт схватить… А с другой стороны, какая разница — из-за Клячи или еще из-за кого. Раз уж вернулся, других здесь не будет… Готовь валидол…
НЕБО. ВОРОН
Зоны строгого режима имеют особую специфику. Если в Зонах усиленного общего режима содержится контингент с первой судимостью и зэки разграничиваются в зависимости от тяжести преступления, то здесь, на строгом режиме, их не разграничивают. Тут дело в том, что человек вновь вернулся в Зону. А почему? Есть ходоки, которые и по три, и по шесть, и по восемь раз сюда возвращаются. Это особый род людей. Для них воля — отпуск в промежутках между работой в колонии.
По закону человеколюбия, которым жил Медведев-Блаженный, и к ним надо бы относиться без предубеждения, а просто терпеливо ждать, когда ж образумится человек.
Для одних такая пора наступает в тридцать пять, для других — в шестьдесят. Неизбежно одно — каждый из этих людей век свой хочет закончить не в Зоне, а на воле. Потому и каждый раз, идя на обдуманное преступление, оценивает вор свое здоровье и лета… Не пришлось бы встретить смертушку у "хозяина". Желающих помереть в Зоне нет. Но вот с одним редкостным таким экземпляром и придется встретиться майору с валидолом под языком.
ЗОНА. ОРЛОВ
Посреди кабинета замполита Рысина сидел старый зэк Кукушка.
У прожженного волка Зоны всегда была масса претензий к администрации. Но суть сегодняшних его обвинений была столь неожиданна, что растерявшийся замполит решил прибегнуть к помощи опытного Медведева, дабы выйти из неожиданного тупика.
— Я такого не встречал, — вздохнул замполит. — Хоть уж не мальчик, всякое было в практике. Вы же знаете, я на Крайнем Севере служил…
— Знаю… — перебил словоохотливого политработника майор.
Замполит чуть обиделся, но, посмотрев на невозмутимого Кукушку, продолжил:
— Не хочет освобождаться…
Медведев удивленно глянул на старика. Тот кивнул.
— Шестьдесят шесть лет, девять судимостей…
Майор присвистнул.
— Родственников нет. На свободу через неделю. Плачет, — докладывал замполит, — последний срок отсидел звонком — десять лет. Грозится, если насильно будем освобождать, что-нибудь натворит…
— Вспомнил я вас, — сказал задумчиво майор и печально улыбнулся. — Я вас уже освобождал когда-то. На предыдущем сроке вы, между прочим, рвались на поселение.
— Рвался… тогда. Но вы ж бортанули… — мрачно бросил Кукушка.
— Не "мы", а медкомиссия вас завернула, — мягко напомнил майор.
— А теперь мне там уже делать нечего, — я ж рассказал об еще одном деле, что на мне висит. Явка с повинной.
Майор посмотрел на замполита, тот вздохнул.
— Да липа все эти явки… с повинной. Не подтверждаются, уже третья. Наговаривает просто на себя.
Кукушка, шаркнув рукой по седому ежику на голове, заныл:
— Вот, бля…
— Без "бля"! — осадил его замполит.
— …всю жизнь, — не слыша его, запричитал старикан, — был в несознанке, а тут как начал открывать масти, в трепе вините! Не подтверждается!.. Ну, конечно, менты на других мой магазин повесили и балде-е-еют. Кроме тех ребят, что за меня кичманят срок безвинно… Ниче-о, на вас управа тоже есть… Как это так: иду на сознанку, а не подтверждается?! Нахрен вообще тогда свечусь? А?! Шесть краж у меня еще есть, два магазина ломанул — отвечаю! Где ж советска власть?!
Офицеры смотрели на этот дешевый спектакль с изумлением и жалостью.
— Кукушка… — тихо сказал майор. — Успокойтесь. Очень смешно все это, поверьте. Если бы не ваши седины… Лучше скажите по правде, почему на свободу не хотите? Может, боитесь кого-нибудь? Давайте по душам.
Кукушка мелко заморгал, лицо обрезалось морщинами, вздохнул и с надсадом махнул старческой ладонью:
— Никого я не боюсь. Но, подумайте — ни дома, ни семьи у меня, а ведь шестьдесят шесть шваркнуло. Случись, захвораю… или вглухую ласты заверну? Куда, в ментовку за помощью грести?
