— Я принесу тебе поесть в детскую, — предложил Гидеон. — Я могу тоже поужинать здесь вместе с тобой.
Сдержав улыбку, Эйлин отрицательно покачала головой.
— Тебе не кажется, что «единение» заходит слишком далеко? — холодно спросила она.
— Я просто подумал, что мог бы провести какое-то время со своей племянницей, — ответил он еще более холодным тоном и неторопливо вышел.
Вот тебя и поставили на место! Оттепель, черта с два!
Мило улыбнувшись, Эйлин вежливо поблагодарила Гидеона, когда он принес ей ужин.
— Ах, да... — сказала она, когда он собрался уходить, — мне потребуется грубая мужская сила.
В его взгляде появилось любопытство.
— Я заинтригован.
Эйлин просто не хотела оставлять крошку на ночь одну.
— Примерно в половине девятого, когда я буду кормить Виолетту, разбери, пожалуйста, колыбельку и перенеси ее вниз.
Любопытство исчезло.
— По-видимому, мадам, — насмешливо сказал Гидеон, демонстрируя, что не привык выполнять указания, — вы желаете, чтобы колыбелька была снова собрана на другом месте?
— Мне кажется, что ты знаешь, где находится моя спальня, — сухо проговорила Эйлин.
Ей захотелось стукнуть его, когда он пробормотал что-то похожее на «А вот и приглашение!». Но его лицо вдруг приняло мягкое выражение, и он спросил:
— Ты хочешь, чтобы малышка спала сегодня в твоей комнате?
— Ты можешь поставить колыбельку в свою комнату, если хочешь, — любезно ответила она. И, предупреждая возражения, горячо заявила: — Виолетта не будет спать здесь одна!
Гидеон посмотрел в ее вспыхнувшие голубые глаза.
— Да ты просто львица!
— Ничего подобного! — возразила Эйлин.
Он неожиданно улыбнулся, и ее сердце бешено заколотилось. Она чуть было не улыбнулась в ответ.
— Ты и за сестру так билась? — поинтересовался Гидеон.
У нее выступили слезы. Эйлин отвела глаза. Ну, кто еще в течение нескольких минут мог заставить ее смеяться и плакать?
— Уйди! — потребовала она.
— А ведь еще и месяца не прошло, как мы женаты! — вздохнул Гидеон и вышел.
К тому времени, когда она уложила Виолетту в своей комнате и малышка уснула, Эйлин валилась с ног. Удивительно, сколько энергии требовало это крошечное создание!
Эйлин лежала в постели без сна. Она пыталась гнать от себя мысли о Гидеоне, однако он не шел у нее из головы. Жесткий, холодный — и нежный. Отвратительный, отчужденный — и обаятельный. Его усмешка, его смех... черт бы подрал этого человека!
Она услышала, как он, крадучись, поднимается по лестнице, чтобы не побеспокоить малышку, которая сладко посапывала в соседней комнате. Если бы не ее крошечная гостья, Эйлин зажгла бы свет и почитала немного.
Было около трех часов, когда она, измученная, наконец уснула. Однако долго спать ей не пришлось.
— Эйлин! — услышала она сквозь сон. — Проснись! — звал мужской гелос. — Она плачет, и она мокрая!
Эйлин открыла глаза. Горел верхний свет. Перед ней стоял Гидеон с Виолеттой на руках. Бедняжка, сколько же она плакала, а я даже не слышала? — ужаснулась Эйлин. Первым ее побуждением было тут же вскочить, но она передумала. Он хотел проводить больше времени со своей племянницей, вот и пусть!
— Так переодень ее, — предложила она и, закрыв глаза, устроилась поуютней.
— Ну, давай, Эйлин, — взмолился Гидеон.
Пускай попросит! Она снова открыла глаза. Гидеон был явно растерян, неуклюже держа перед собой мокрый сверток.
— Просят обычно более любезно, — изрекла она, невинно глядя на него огромными глазами.
— Пожалуйста! — попросил он.
Малышка кричала во все горло — сдерживаться было больше невозможно. Эйлин откинула простыню и увидела, как взгляд Гидеона переместился с ее лица на грудь, едва прикрытую прозрачной ночной рубашкой. Вскрикнув, она поспешно натянула простыню.
Гидеон невозмутимо поинтересовался:
— Могу я чем-то помочь?
— Закрой хотя бы глаза! — раздраженно попросила она. Он отвернулся, дав ей возможность встать. — Дай ее мне, — сказала она, накинув халат.
Ей потребовалось целых полчаса, чтобы успокоить маленькую крикунью. Гидеон, к его чести, не ушел, а остался помогать.
— Какое счастье, — прошептала Эйлин, когда девочка с ангельским видом снова лежала в своей колыбельке. Выключив верхний свет, Эйлин включила ночник. — Извини, что Виолетта разбудила тебя. — Она сама очень много работала и представляла, что он, должно быть, ужасно устал. — Я не слышала, как она заплакала.
