- Там среди бумаг моих, вами забранных, - сказал Халевин, - есть дневник, отдайте мне его обратно.
Лицо Державина помрачнело. Он несколько минут молчал.
- Никак этого, сударь, нельзя, - сказал он наконец, - ваша рукопись уже к делу приложена.
Халевин порывисто встал с места.
- Тогда ничего, - сказал он. - Тогда все. Прикажите меня отвести в камеру.
Державин вдруг выдвинул нижний ящик и бросил тетрадь на стол.
- Берите, - сказал он.
Халевин подхватил ее обеими руками.
- Можно, сударь? - спросил он, жадно глядя на Державина во все глаза.
Державин не отвечал. Тогда Халевин оглянулся и быстро сунул тетрадь в огонь камина.
- Вот и все, - сказал он, смотря, как гибнут, рассыпаясь, ее почерневшие листы. - Конец жизни, надеждам, чаяниям. Все они превратились в пепел. Так и я, сударь, прошел через пламя и пеплом по ветру рассыпался. Он с улыбкой посмотрел на Державина. - Прощайте, сударь, больше мы с вами не встретимся. Желаю вам карьер быстрый и легкий, вы многого достигнете, сударь. Нрав у вас быстрый и изворотливый, а таких теперь только и нужно. Когда будете министром, помните, о чем я вам говорил. - Он повернулся, чтобы уйти, но Державин вдруг остановил его легким движением руки.
- Подождите, - сказал он. - Мне нужно кое-что узнать от вас. Наш разговор не кончен.
Он прошел к двери и, отстранив Халевина, вышел в коридор.
- Можете идти, - услышал его голос узник. - Я преступника сам доставлю. Он вернулся и сел в кресло.
- Ну-с, сударь, - сказал он, - обещал я вам свободу, но по вашей сопротивности и упорству вижу, что никак вас на волю отпускать невозможно, ибо враг вы упорный и закоренелый.
Халевин пожал плечами.
- На волю я и не надеялся, ваше благородие, - сказал он. - Разве вы меня когда-нибудь отпустите? Следователь прищурился.
- А как вы сами полагаете, сударь, отпустить вас возможно?
Халевин, улыбаясь, пожал плечами.
- Но вы бы меня, например, отпустили? Если бы не вы мне, а я вам в руки попал?
Глаза Халевина вспыхнули недобрым зеленым огнем. Он наклонился к лицу следователя.
- Я бы, сударь, - сказал он, вздрагивая от ненависти, - сразу бы вас вздернул, я бы вас и допрашивать не стал. Вы же, сударь, лжете и вертитесь.
- Нет, бургомистр Халевин, - сказал Державин серьезно, - отпустить вас я никак не могу, да и удивляюсь даже, что вас начальство еще в Казань не отправило. Вы же человек дерзкий и быстрый, так и смотрите, чтобы убежать.
Халевин печально усмехнулся. Меры, принятые к охранению его личности, были таковы, что, конечно, ни о каком бегстве и думать не приходилось. Около окна стояли два вооруженных гвардейца, дверь со стороны коридора тоже охранялась. Все вещи, могущие быть превращенными в орудие обороны или нападения, были вынесены из камеры.
- Ну да, - сказал Державин, уловив насмешливую гримасу, с которой Халевин выслушал его реплику о возможном бегстве, - из камеры вы не убежите. Я уж там все меры принял, а с допроса, из окна, например, можете. Стоите, например, слушаете и делаете вид, что заняты только допросом, а сами все ближе и ближе к окну - на шаг, на два, на три, потом сапогом переплет рамы раз, пока следователь подбежит, вас уже и след простыл. Потом ищи-свищи. Где вас тогда, сударь, найдешь? Своих отыскали и айда с ними в степи киргизские. Верно, сударь, я говорю? А начальству-то тревога.
Теперь Халевин смотрел на Державина широко открытыми глазами. В словах следователя чувствовался явный намек, но длинное и некрасивое лицо с пухлыми губами было по-прежнему неподвижно. И только в самой глубине глаз исчезали и зажигались безумные зеленые искры.
- Что, хороший план вам, сударь, предлагаю, а? Следователя по голове ударили - раз, к окну - два, на улицу - три, а на улице темень, город не освещен, - ищи в стогу иголку. А вам какие-нибудь пять минут бежать - и в безопасности.
Халевин сделал движение к окну. Державин посмотрел на него и вдруг засмеялся.
- А вы уж правду подумали. Эх, вы, герой! У меня-то ведь под окном как раз патруль стоит. Так вы ему прямо в объятия и угодите. Я же знаю, сударь, сердце человеческое. Затем и караул ставлю, затем и конвойного отсылаю, время-то позднее, а кто знает, как вы с ним договорились. Сам-то поведу, так спокойнее будет. От меня-то уж вы никуда не денетесь.
